Наши дни характеризуются обострением социального конфликта. С одной стороны — злоупотребление властью и нарушения прав на фоне коронавируса. С другой, культура, духовность, повседневность и даже здоровье граждан, на которые все больше влияния оказывает политика. Почему так происходит? Должны ли представители власти — светской или духовной — оказывать на людей такое воздействие?

О вопросах одновременно духовного и материального порядка «Спектр» решил побеседовать с человеком, жизнь которого связана и с теми, и с другими. Протоиерей Михаил Ходанов — журналист, арабист, референт-переводчик, а с 1991 года — священник. В течение полугода после начала ирако-иранской войны жил в зоне боевых действий. С 1995 года по 2001 год он был литературным референтом Патриарха Алексия II. Вел передачу на ТВ. Исполнитель и популяризатор творчества Владимира Высоцкого, автор публицистических и художественных книг. 

      — Сегодня вроде народ тянется в храмы, но иногда представители церкви такое скажут…

     — А на сердце камень ляжет…

     — Например. Но серьезно: с одной стороны люди в церковь тянутся, а с другой иной раз ее представители произносят фразы, за которые потом церкви же приходится объясняться. Про роль женщин в семье, про аборты. Что официально незамужняя женщина, живя с мужчиной, в каком-то смысле занимается проституцией, например.

     — Эти фразы, как правило,  бывают озвучены среди людей своего круга. А потом кем-то вынуты и вне контекста опубликованы. Если вы имеете в виду покойного протоиерея Димитрия Смирнова, то он ведь потом и извинялся, и говорил, что имел в виду то, что женщину эксплуатируют. Что это не Церковь, а сожитель относится к ней как к падшей женщине, качает из нее 33 удовольствия, без всякой ответственности за то, что творит. Ну, а отец Димитрий сказал — и сказал. Он же исходил из принятой церковью установки, что должен быть законный брак. Но можно было сказать об этом и поласковее, конечно.

     — Кстати, разве по церковным правилам гражданским браком не  называется все, что в принципе не связано с венчанием?

     — Церковь называет гражданским брак, зарегистрированный в ЗАГСе. Он и является основанием для венчания. А просто совместное проживание — нет. На заре советской власти оно, кстати,  именовалось гражданским браком. Один звездный персонаж, не скажу, кто, пришел с чужим паспортом с похожей фотографией и его, уважаемого человека, венчали. Паспорт был чужой, потому что человек уже был женат. Неприятно, но такое было.

Наличие штампа в паспорте дает нам понять, что человек, решивший венчаться, пришел свободным или разведенным. Что он — жених, а не чей-то пятый или шестой муж. А прийти и сказать: «Я хочу!» — и все…  Нет, друзья, так пока не бывает.

Даже такой уважаемый человек, как Владимир Семенович Высоцкий, пытался сделать нечто подобное. Он незадолго до смерти встречался со студенткой Оксаной Афанасьевой. И он, проезжая с Оксаной мимо храма в районе Таганки, сказал ей, что у него с ней все очень серьезно. И предложил: «Вот хочешь, пойдем, повенчаемся!». И вошел в церковь. Побыл внутри  некоторое время и вышел, расстроенный. Потому что ему там, скорее всего, сказали нечто следующее: «Ну, как же так, Владимир Семенович! Нехорошо! Вы же вроде как женаты, красавица Марина Влади у вас есть, вся страна это знает и гордится такой парой, а вы…». Поэтому уж если хочешь поступать честно, так делай это по-настоящему, разделавшись с грузом прошлого. 

 — Тем не менее от таких историй  — и расколы в обществе!

  — Ну почему расколы?

   — Когда я открываю Интернет и вижу там сетевые войны: когда одни «топят» за церковь, а другие недоумевают, что вообще в ней происходит сегодня — это именно раскол.

   — Я скажу, что сейчас такое время, когда в церковь вообще мало кто ходит, еще меньше что-либо про нее по существу знает, да и вообще — чем больше крика, тем больше пустоты в душе. Кстати, влияние Церкви на общество сегодня — отнюдь не такое заметное.

   — Мне кажется, оно больше, чем лет 20 назад.

   — Как сказать. Лет 20 назад люди приходили туда и были более открыты.

   — А сейчас доверия меньше?

    — Доверие — вещь тонкая. А где тонко, там и рвется. Чтобы доверять, надо верить. И знать, что человек, священник, которому ты доверился,  должен быть смелым,  сильным духом и не станет плясать  под чью-то дудку. Вот это — по-христиански!  Поэтому если сильные мира сего сегодня вдруг что-то такое изрекли, то это вовсе не значит, что все мы должны тотчас встать навытяжку. Не должны! Но, к сожалению, на практике бывает иначе. Вот и все. Все живые люди. Все немощны.

   — Кстати, об этом. Другая полемика в обществе — про тюремный срок для Михаила Ефремова. Если человек известный, ему можно прощать проступки или наоборот, с него и спрос больше?

- Скажу честно: Михаила Олеговича мне жалко. Я и отца его помню, прекрасного актера. Мы очень его любили, как и его Подберезовикова из «Берегись автомобиля». Однако Олег Ефремов, насколько известно,  тоже не был равнодушен к спиртному. Неслучайно, что и Миша в эту сторону пошел. В этом страшном инциденте Господь оставил его в живых, но попустил аварию и даже смерть человека… Мы не знаем судьбу погибшего мужчины и почему с ним все так произошло. Я сейчас говорю только о Ефремове. Господь допустил эту трагедию и полностью  изменил жизнь Михаила. Он не туда шел, он кончался, опускался. Это правда. Я смотрел его спектакли — он зациклился. Путин да Путин, без остановки. А если не Путин, то авторское кино, где Ефремов, переодетый в пачку, играет, например, престарелую балерину. Ну, хорошо — пародия на старую женщину вызывает у специфической публики гомерический смех. Ладно. Хотя безжалостно смеяться над женщиной тоже грех, не правда ли? Ведь в этом нет ни души, ни сердца, ни сострадания.

Панихида по Высоцкому на Ваганьковском кладбище. Фото из личного архива Михаила Ходанова

Он как бы играл на публику, угождая ей, но это был не тот актерский  уровень, на котором он мог бы работать и, надеюсь, еще будет. Все же он — сын великого отца, да и сам талантлив. Поэтому его жалко. Вместе с тем, наверное, то, как все вышло, было единственным способом для Бога оставить его в живых с надеждой на покаяние и преображение. Для него это — благо. Да, он в тюрьме. Это ужасно. Но там он не пьет. Там у него — самодеятельность. И даже уголовники уважительно дядей Мишей называют. Может, и срок его со временем, как-то уменьшен будет.

   — Вы думаете, он раньше выйдет?

    — Не исключаю… Правда, мне рассказывали, что как-то раз  Никита Михалков по какому-то поводу пригласил на Николину гору гостей. В числе прочих был и Ефремов. Должен был приехать Владимир Путин, поэтому  артиста решили отсадить к черному входу, от греха подальше. Однако, говорят, что президент именно этим входом и воспользовался. Михаил  Олегович его тотчас увидел, вскочил и закричал: «Покайся!». Может, президент его выходки и не забыл, кто знает. Согласитесь, что все это для него было по-человечески весьма неприятно. Сказано — не суди. А теперь вот Михаил Олегович сам кается. Ведь по существу он был виноват и в аварии, и в смерти человека. Так что объективно посадка — ему во благо. Он там, повторюсь, не пьет. Здесь, на свободе, он, в конце концов, мог бы окончательно деградировать и бесславно помереть. Он сел за руль уже никакой. И произошло то, что произошло. А трагедия эта — сильная и страшная, и поэтому, когда на тебе висит чья-то смерть, ты все-таки меняешься и, может, даже где-то онтологически. Так что он, наверное, выйдет другим. Хочется, чтобы он стал ближе к Богу. И тем не менее у каждого из нас — свой путь в Небо. Он — непростой человек, и Господь его бережет.

 — Вы так нежно относитесь к творческим людям… Чувствуете что-то близкое к людям из артистической среды? Поэт и священник совсем про одно — и тот, и другой связывают зримое с незримым, примиряют других с кажущимся несовершенством бытия.

  — Ну, актеры, для которых Шекспир, например, писал свои пьесы, может быть, таковыми и были. А нынешние — по-разному.

  — Может, поэтому и вы более чуткий и слышащий, и вообще к людям, и к творческим в частности. И не отсюда ли эта любовь к Высоцкому, с которым так много связано у вас? Почему вообще — он?

   — Он родной человек. Так бывает. Родственные души.  А потом, его тоже очень жалко. Он страдал, был человеком исключительно тонким, пусть в ряде случаев и проблемным. Сделал много добра, лично мне в том числе. Да — и его призыв к гражданскому мужеству, жить не по лжи — я всему этому в основном от него научился. Он был личностью завораживающей, и мы каждую его песню ждали, как откровения. Хотя, казалось бы, он был человек нецерковный. Но он был добрый, любил людей, что тоже очень подкупало. Стремление к  истине, красоте и любви, добру — все это удивительным образом сконцентрировалось в одном человеке. И юмор у него какой-то особенный, который тебя поддерживал. Мы понимали, что перед нами великий поэт, который любит свой народ. И слова его песен были гениальны и просты.  Их понимал каждый.

Я и других поэтов любил, но они были более камерными. Не тот охват. Тот же Окуджава — фронтовик, поэт, но он любил свой круг людей, у него были свои этические нормы, представления о справедливости, кроме того, он был атеистом и это меня с ним, так скажем, не очень роднило, хотя я его и любил.

Декабристы, которых Окуджава боготворил, намеревались убить царскую семью, уничтожить церковь и существовавшую власть, а взамен построить что-то типа ГУЛАГа — Острова счастья Сен Симона и Фурье, где они, декабристы, стали бы элитой, а всех остальных держали за обслугу и рабов. Странно, что Окуджава, поэт, стал здесь на позиции насильников. Наверное, в душе он все-таки оставался романтическим комиссаром. «Я все равно паду на той, на той единственной, Гражданской,/И комиссары в пыльных шлемах склонятся молча надо мной». Тем не менее, перед смертью он принял святое крещение с именем Иоанн. Да, все меняется, когда человек вплотную подходит к внезапно открывшейся перед ним Вечности…

Михаил Ходанов: «Если сильные мира сего сегодня вдруг что-то такое изрекли, то это вовсе не значит, что все мы должны тотчас встать навытяжку». Фото Сергея Щербакова из личного архива Михаила Ходанова

А вот —  царская семья,  Николай Второй. Их всех уничтожили, как того и желали декабристы. И сколько же грязи было вылито на последних Романовых! Но как бы их ни ругали — сегодняшним правителям и самим ругателям до них столь же далеко, как до Альфы Центавра.

Меня по-человечески очень обрадовал фильм «Григорий Р.» про Распутина, которого царственные страстотерпцы называли своим «Другом» — с большой буквы. Это восьмисерийная картина, где Григория играет Машков. Играет блестяще. И это первый фильм о царской семье, о Распутине, в котором нет привычной грязи. Помните, Депардье и его «Распутина»? Или того же Петренко? И Романовы, и Распутин  были большие, яркие и любившие свой народ люди, которые никому не причинили зла, а их убили, и жутко. Кстати, на фильм «Григорий Р.» грязи вылилось тоже весьма много: «Бред», «развесистая клюква»… В общем, пока есть такие безнравственные суждения и дела, нет и не будет мира в обществе. А Высоцкий этот мир, и надежду, и уверенность нес:

«Только в грезы нельзя насовсем убежать:

Краткий век у забав — столько боли вокруг!

Попытайся ладони у мертвых разжать

И оружье принять из натруженных рук» -

а? Каково? Никакие сегодняшние «поэты» так не напишут.

- Я им передам.   

  — На здоровье.

 — Вы часто говорите, что «человека жалко». Ведь и врачу хорошим стать трудно, если он элементарно не жалеет людей. Что вы думаете об этом? Должен священник держаться канонической строгости в общении с паствой?

   — Люди — разные.  Но хочется побольше добра и любви. Этих качеств у людей сейчас очень недостает. Добрые батюшки есть, но их невооруженным глазом не видно, таковых надо искать. У Высоцкого по этому поводу в «Балладе об оружии» сказано так: «Хороших знаю хуже я, / У них, должно быть, крылья…».  Вот и будем искать контуры крыльев у батюшек со спины под рясами, может, что и обрящем… С другой стороны, есть такие строгачи-ригористы, что не приведи Господь!

 — Если бы я к такому пошла, он бы меня точно послал…

 — Вот и я однажды к такому подошел, а он меня, фигурально выражаясь, послал. Так и сказал: «Терпеть не могу вас и все, чем вы занимаетесь. Как выглядите, как песни Высоцкого поете. Ересь какая-то!».

  — Как раз хотела спросить — вас не критикуют? В том числе, за ваш подход к теме Высоцкого?

  — Бывает. Ну, что поделаешь. На всякий роток не накинешь платок.

  — То есть, священник не должен быть строгим?

  — Понимаете, сейчас людям плохо. Сильные мира сего людей гнобят. Жестко. А человек хочет поддержки. Приникнуть к плечу, чтобы вообще такое плечо было. А если его еще и в церкви нещадно обругают, совсем плохо будет, некуда податься.

У нас однажды настоятель сказал гениальную вещь. Собрал всех нас, священников, дьяконов, женщин, которые за свечным ящиком стоят, уборщиц и сказал: «Близится Пасха, Великий пост, людей крутит-вертит, всюду искушения. Людям тяжело. Не делайте вы им замечания, хватит! А то приходит человек — уже никакой, а тут еще ты на него наорешь!  Он сгоряча пойдет, купит веревку с мылом да повесится. Сходил, называется, в храм!». С юмором человек, но сказал правильную вещь — осторожнее надо быть с людьми. Бывают травмированные люди, отчаявшиеся, бывают на грани — сразу не поймешь. Поэтому надо всегда помягче.

  — Расскажите про Алексия II.

   — Он родился в Эстонии. И вырос в свободной стране. В нем не было забитости, доносительства, стремления прогнуться перед кем-то. У него были дворянские корни. Это проявлялось во многом. Он заставлял себя слушать. Общаясь с министрами, он мог перевести разговор на ту тему, которая его интересовала, и те прислушивались. Он был личностью.

Естественно, он тоже был несвободен, время было сложное, все вообще было на грани гражданской войны. На него давили, пытались оказать влияние. Но он сопротивлялся, ему это не нравилось. Он хотел быть независимым. И он был христианином.

  — Вас что в церковь привело? Путь-то у вас весьма витиеватый. И арабистика, и политический перевод, и СМИ…

  — Я работал лет 9 в структурах ЦК КПСС, в Институте общественных наук Международного отдела с арабами-нелегалами, коммунистами. Их готовили на смену той действующей власти в стране, которую они представляли. Сейчас этой организации — Института общественных наук — уже не существует. Те, с кем мы работали, были идеологическими кадрами, речь не шла о вооруженной борьбе. С оружием бегали другие товарищи. Мы ковали кадры.   

Михаил Ходанов в бытность переводчиком с арабского в ИОН при ЦК КПСС. Фото Михаила Михальчука из личного архива Михаила Ходанова

                                                                                                                                                                                        — Разлагали изнутри?…

    — Громко сказано. Когда я стал работать в ИОНе, арабов по-настоящему уже не обрабатывали, идеологи партии втайне сделали ставку на капитализм. Арабам мы, естественно ничего не говорили, хотя кое-что они уже просекали. В общем, со временем эта контора превратилась в обычную ЦК-овскую кормушку. Мы там неплохо зарабатывали, хорошо питались, везде ездили. Но постепенно я понял, что ложь правит миром, что везде — вранье. Лекторы болтали арабам о коммунизме, а он на глазах рушился, а они врали, что все хорошо. И я принял решение уйти, хотя это было сложно, и система не отпускала. Тем не менее, расставание произошло.  Я поступил сторожем в храм, где меня потом ввели в алтарь, и через храм уже поступил в семинарию и вскоре был рукоположен в священники. Это было накануне развала СССР.

А вообще к церкви я стал близок благодаря тому, что родители окончили юрфак МГУ и дружили с Николаем Поповичем. Это был бесстрашный человек, фронтовик,  друг отца Глеба Якунина, хотя и не разделял его крайних взглядов. Родители встретились с ним случайно через 20 лет разлуки на улице. Он пришел к нам в гости и сразу же покорил меня своей верой, своим интеллектом как прирожденный проповедник и миссионер. И через него я попал в храм, где служил он сам. Мне все там понравилось, потому что было совершенно по-другому. Да еще и была у меня кое-какая проблема в личной жизни. И если бы не Бог с надеждой на обновление, меня, может быть, уже и не стало. Тяжело было. А этот Николай Попович меня очень утешил.

Притом, что уже в самом храме я понял, что и там тоже много проблем. И, если хочешь выжить — молчи. Хочешь что-то поменять, защитить, сохранить? Наберись терпения, ума, поступи в Семинарию, наберись знаний, рукоположись, служи, познай опытным образом православную духовность и только потом дерзай делать то, что должно. И не связывай это ни с образом правления, ни с сильными мира сего. Так учил меня фронтовик и алтарник Николай Попович.

- Что вы думаете про зависимых людей? Их больше в трудные времена или это никак вообще не связано?

- Времена делают люди. Когда время тяжелое, много искушений. Люди убегают от действительности, от боли. Добрая зависимость от времени возникает, когда человек вдруг захочет поучаствовать в чем-то важном, изменить что-то к лучшему, но такая позиция требует большой отдачи. А он на это не способен. Но если очень серьезно относиться к жизни, то, действительно, видишь, столько боли вокруг! Приходится постоянно успокаивать людей.

Хочешь бороться с кровопийцами, с засевшими на тронах монстрами — это понятно и похвально. Но если ты не будешь работать над собой, ничего не получится. Поэтому изменяй себя, начни с себя, а Господь поможет. Слепой никого никуда вести не может.

А вот еще что интересно и касается наших сегодняшних кошмаров: какой-то академик РАН недавно предложил брать с непривитых штраф по 5000 рублей. Что, нужно обрести ранг академика, чтобы выдвигать такие предложения? Хотя это — другая тема. Но можно поговорить и о ней.

  — Вот уж, поистине, не одними представителями церкви со странными высказываниями ограничивается общество…

 — А что церковь? Сейчас, оказывается, главное — привит или не привит. Привит — все, аминь, молодец. А все твои убеждения, принципы, радости, горести, вся твоя личность — по боку.

  — Что думаете про свободу в нашем мире? Ведь и правда, даже конституционное право отказаться от прививки нам уже не предоставлено, люди проигрывают суды…

 — А я знаю, что они суды выигрывают. Не могут не выиграть, потому что нет у противной стороны никаких юридических оснований. Можно, конечно, иные суды так настроить, что они уже изначально будут предвзяты. Но пока что, в силу законодательства, они должны безусловно удовлетворять такие иски. Уже были успешные прецеденты. Хотя это палка о двух концах, потому что потом таким людям могут устроить просто невыносимую жизнь на той же прежней работе, где им чинили препоны. Но главное сегодня то, что я вижу полное отсутствие любви к народу со стороны тех, кто является сильными мира сего. Они исполнены надменности и презрения к простым людям.

 — Когда-то было иначе?

 — Было.

  — Когда?

  — В 1960-х. В «оттепель». Она шла от верхов. Помню прекрасное детство, надежды родителей. Вознесенский читает что-то в Политехе. Тот же Высоцкий. Давали возможность какого-то выхода. Не было жестокости 1930 годов — все же познается в сравнении. А сейчас мы возвращаемся к этим 1930-м. Через тот же COVID.

  — Это только у нас так?

С Георгием Гречко в Звездном городке. Фото из личного архива Михаила Ходанова

 — Нет, в данном случае это — мировая тенденция. Поведение власть имущих по всему миру везде одно и то же — они стараются посадить всех на иглу, а за это получить место под солнцем и серьезные дивиденды. А людей при  этом никто не жалеет. Относятся как к рабам. Мы кстати, в России тоже как-то все время забываем, что у нас уже давно капитализм, где все покупается и все продается..

А с COVID властители просто уже достали. Многократно больше больных туберкулезом, СПИДом. Бог знает, сколько людей умирает сейчас от других болезней, — но такого оголтело навязываемого внимания удостоился только COVID, который от общего количества заболеваний, говорят, составляет лишь 0,5 процента. Вся статистика ангажирована, раздута, нам исправно и с каким-то комсомольским огоньком трубят отовсюду, нагнетая обстановку, сколько заразилось или умерло за истекшие сутки. И после этого я, как профессиональный журналист, должен всему этому верить?! Очевидно, что каким-то серым кардиналам очень важно, чтобы как можно больше людей «ширнулись» и пострадали от побочек. Как же страшно и вульгарно звучит то, что, оказывается, на земле есть лишние люди, от которых другие, богатые и борзые, хотят избавиться!

Никакой любви и заботы о здоровье населения нет и в помине. Некрасиво. Отношение к старым людям — безобразное. В этом смысле я, увы, радуюсь, что мои горячо любимые родители отошли к Господу. Они бы не выдержали, просто с ума бы сошли от тюремной самоизоляции, от отношения «пожили — хватит!», что витает в наэлектризованном воздухе, от гнетущего ощущения собственной ненужности.

Однако когда начинаешь говорить об этом официальным лицам, тебе отвечают: «Это бред!». И покровительственно с неприязнью изображают улыбку. А я, когда вижу такую реакцию, понимаю, что так оно все и есть.

Нужна исключительно большая воля, чтобы это жуткое положение дел изменить. Но с духовной, церковной точки зрения Бог все это попускает. Есть такой термин — не благословляет, а именно попускает. У атеистов — первый вопрос: «А почему ваш Бог не повесит власть имущих, почему они жируют?» — и так далее. А потому что наш народ с точки зрения нравственности и веры — не лучше олигархов. В те же 1990 годы многие открестились от Бога, отвалились от него. Скучно было соблюдать заповеди. «Развратца» захотелось, пострелять, поубивать. Ну конечно же, жизнь не в кайф, если не шмальнешь в кого-нибудь, не поклонишься мамоне!..

Так что проблему нужно искать в человеке — почему он не захотел такой связи с Богом. Бог христиан — Бог чистоты. Он не приемлет грязь и порок. Люди, власть имущие, очень озлоблены и извращены. Мечтают о новых концлагерях, чтобы мы там вышагивали… Впрочем, ничего нового. Отношение к людям как к животным — не ново. Мы помним Освенцим и Дахау. И все это отношение будет нарастать в геометрической прогрессии до тех пор, пока человек не обратится к Богу. Все эксперименты уже позади, все «измы» уже пройдены. Тот же «Сбер» с Грефом во главе и их новым лицом — странным юным тиктокером Даней Милохиным со смещенной нравственностью — они уже хотят и кинематограф сделать свой, и мультипликацию. Чтобы пропагандировать свои новые идеи, новые «измы». А в ответ мы страдаем… и ничего не делаем, зато говорим, что во всем, например, виновата церковь, ибо она — «плохая». Да, мы, люди церкви нередко тоже, конечно, не подарок, потому что там, где живой человек — там всегда проблемы. И все же в церкви много хороших людей.

 — В творчестве есть спасение или и оно — с червоточинкой?

 — Творчество ради творчества не спасает. Кому, по существу, нужен поток сознания или какофония звуков? Настоящий талант всегда должен на чем-то основываться. Художнику всякий раз кажется, что, сделав что-то — картину, книгу, сюиту, он изобретает порох, колесо и велосипед одновременно, а на поверку оказывается, что до него все уже другими людьми было давным-давно пройдено.  Свежесть или же проблемность творчества всегда зависит не только от духовной точки опоры художника, но и от его личности. Кто он, чего хочет? Стать учителем человечества и всех заколебать своими амбициями? Если в основе у него — только честолюбие и гордыня, то его творчество станет для всех тихим ужасом и куском кошмара. Так что здесь очень важна цель, то, чему творческая личность в итоге служит. Добродетели или пороку?  И тогда можно будет уже говорить, состоялось его творчество, спасло кого-нибудь от дезориентации и отчаяния  или же пролетело пулей и ушло «в молоко». Цель настоящего творчества — пробуждать души к свету через покаяние в недостойных делах, отражать красоту Богом созданного мира и прославлять Творца. Но кто из современников задумывается над этим?..

  — Что с вашим творчеством сейчас?

 — Я написал книгу «Багдадское ретро», которую готовлю к публикации. Это — воспоминание об иракском периоде моей жизни, где я когда-то учился в местном университете и постигал тайны литературного арабского языка. В книгу вошли первые впечатления от Востока, 1980-й год, 10 месяцев до начала войны с Ираном. Я нашел там и звездочетов, и колоритные древние рынки, и Багдад, где все спокойно. Здорово! Меня, юного советского человека, запросто называли мистером, легко путали с поляком и французом, но когда узнавали, что я русский, железно морщились: «Отсталое оружие нам продаете, а Израиль от США получает только хорошее и новое! Так что ты, Михаил, шпион, и твой СССР льет воду на мельницу сионизма и предает арабов!..».

 Мы жили почти год на земле, где  зародилась человеческая цивилизация, на месте бывшего рая, в Междуречье, в Вавилоне, между Тигром и Евфратом. Однажды влезли на античный зиккурат, где древние местные жрецы предрекали будущее и испрашивали помощи у богов.  Обратил внимание на то, что там не было никаких перил, а вечный ветер на высоте легко сбивал с ног. В общем, книга эта — дань моему первому серьезному литературному опыту, сборная и острая багдадская солянка.

  — Что скажете, подводя итоги нашей беседы?

 — В заключение скажу так: сегодняшний мир меня не радует, он погряз в страстях и заваливается набок, как «Титаник», погружаясь в темную апокалипсическую  бездну. И все равно ничего нового под Луной нет, разве только что степень концентрации и распространения греха. И становится уже предельно ясно, что в нынешний жестокий век мы выживем лишь при условии, что  сумеем вернуться  к Богу, которого потеряли и до сих пор никак не найдем.  Вопрос только, какой ценой произойдет наше возвращение.