Андрей Элксниньш — пожалуй, единственный политик, которого в список фаворитов (10 место) русскоязычных жителей Латвии, приверженных европейским ценностям, привела региональная популярность. Во время интервью он признался «Спектру», что, работая в юридической комиссии Сейма, убедился: людям, по большому счету, безразличны законы и ценности, их больше беспокоят ямы во дворе.

Уроженец Даугавпилса,  37 лет. Выпускник Латвийской Полицейской академии, в которой с 2007 года преподает на кафедре теории и истории права, и Московского государственного университета имени Ломоносова. Работал следователем в полиции. В 2010 году стал присяжным адвокатом. Депутат Сейма 11 и 12 созывов по списку партии «Согласие». Мэр города Даугавпилса с 26 июня по 2 сентября 2017 года и с 17 января 2019 года до 11 июня 2020 года. Заместитель председателя партии «Согласие». Наполовину латгалец, наполовину поляк. По его признанию «Спектру» крещен в католичество, но лучше чувствует себя в православной церкви.

- Господин Элксниньш, как вы относитесь к тому, что Латвия является членом Европейского Союза?

- Очень сложный вопрос. И ответ неоднозначный. С одной стороны, нам пытаются привить европейские ценности, которые тоже можно оценивать неоднозначно. Да, мы получаем дополнительные возможности передвижения в пространстве Евросоюза. Да, у нас облегчено передвижение товаров, таможенные процедуры отсутствуют. Но в тот момент, когда Латвия вступала в Европейский Союз, наша страна экономически готова к этому не была. Поэтому самое важное, что с нами произошло, помимо, конечно, получения тех средств, которые Евросоюз вложил в Латвию, это потеря самого дорогого — людей, рабочей силы. Здесь на месте наша экономика не могла предложить конкурентоспособную заработную плату. На сегодняшний день часть того финансирования, которое получает Латвия, и, в частности, Даугавпилс, невозможно использовать, потому что некому работать на производствах, которые можно построить за счет Европы.

- А как вы относитесь к тому, что Латвия присоединилась к НАТО?

- Я считаю, что Латвия играет очень маленькую роль в многополярном мире, в котором мы, по сути, наблюдаем состязание между Россией, Китаем и США. То, что Латвия определила свою судьбу в составе блока НАТО, это уже решение историческое. Основной приоритет  в работе самоуправления — это хозяйственные вопросы, работа по улучшению инфраструктуры. Но желание приграничной территории развивать здесь на месте, у своего порога базы НАТО или вооружаться очень негативно влияет на экономические отношения, в том числе и с государствами, с которыми мы граничим, будь то Российская Федерация или Белоруссия. Поэтому, с одной стороны, хорошо, что мы можем чувствовать себя в безопасности, или думать, что мы находимся в безопасности, с другой — определенные экономические плоды мы от этого не получаем.

- Разве базы НАТО не приносят с собой возможностей для бизнеса?

- На сегодняшний день в Даугавпилсе или в Латвии — нет. Если мы посмотрим на ту продукцию, которую мы производим, то основные рынки, где она конкурентоспособна — это постсоветское пространство. До того момента, пока мы не модернизируем нашу инфраструктуру настолько, чтобы конкурировать с производителями той же Германии или других стран Евросоюза. Поэтому все усилия должны быть направлены на укрепление благосостояния людей, которые живут в нашем регионе.

- Как вы относитесь к тому, что Латвия присоединилась к зоне евро и отказалась от лата?

- Негативно. Латвия потеряла последнюю возможность регулировать свою монетарную политику национальной валютой. На сегодняшний день функции центробанка стали настолько формальными, что мы лишились рычагов влияния на инфляцию с помощью его ресурсов. Потеряв возможность печатать деньги, мы отказались от своей независимости и в экономическом плане.

- Сакраментальный вопрос: чей Крым?

- Тех, кто высказался на референдуме за его присоединение к Российской Федерации.

- Вы являетесь членом партии «Согласие» и даже теперь заместителем председателя. Партия признала противозаконность аннексии Крыма. Ваша позиция расходится с официальной?

- Плюрализм мнений. В «Согласии» он возможен. И очень у многих спустя время поменялось мнение, люди признали неизбежность исторических событий.

- То есть, ваша позиция по Крыму формировалась не сразу?

- Даже если считать, что на момент проведения референдума те действия, которые происходили в Крыму, являлись противоправными, то на сегодняшний день они обрели в определенной степени легитимный смысл. Мы видим, что в тамошнем обществе отсутствуют негативные настроения, эти вопросы также не являются первичными в международной повестке или основополагающими для межгосударственных отношений. Легитимность определяется волеизъявлением тех жителей, которые проголосовали на референдуме.

Да, референдум впоследствии поколебал целостность Украины и сделал Крым очередным субъектом уже Российской Федерации. Но до сегодняшнего момента никаких обратных волеизъявлений от жителей не последовало. Там не наблюдалось гражданской активности, как в той же Белоруссии или в Хабаровске. Поэтому, если мы говорим об историческом развитии этого события, то на сегодняшний день очевидно, что Крым все в большей степени закрепляется как субъект Российской Федерации. На мой взгляд, будет необходимо лишь только время, чтобы остальные субъекты международных отношений этот факт признали. А если публично они его признать не захотят, то однозначно этот вопрос станет все менее и менее значимым для каких-либо международных отношений в будущем.

- Как вы относитесь к действиям России на востоке Украины?

- Я вообще не поддерживаю какие-либо конфликты и военные операции, которые происходят где бы то ни было. Это большая трагедия, в первую очередь, для Украины. В первую очередь, для жителей Луганска или Донбасса.

- Теперь я чувствую необходимость выяснить: как вы считаете, что происходило и происходит на Северо-Востоке Украины?

- Во-первых, надо понимать и принимать, что непосредственными источниками информации мы в Латвии, от любого жителя до Министерства иностранных дел, не являемся. Информация, которую мы получаем, является опосредованной и передается с использованием каналов пропаганды с одной или с другой стороны. Во-вторых, те боевые действия, которые там происходили, для меня в целом неприемлемы.

- Кто участники этих боевых действий, по-вашему?

- Не берусь судить. Я хочу только сказать, что без жителей, которые проживают в Донецке и Луганске, все это было бы невозможно.

- Оправданы ли, на ваш взгляд, санкции Европейского Союза против России, введенные после начала событий на Востоке Украины в 2014 году?

- Любые санкции вводятся тогда, когда дипломатические ресурсы исчерпали себя. Но, на мой взгляд, Российской Федерации они пошли на пользу. За счет ограничений на импорт Россия запустила свои внутренние мощности. Это один из редких случаев, когда там начали защищать внутреннее производство. Как это повлияло на взаимоотношения? В этом плане развитие, очевидно, негативное, так как санкции, ограничения не способствуют диалогу на любом уровне, ни в проектах социального плана, ни, особенно, в отношениях международных.

- Если коротко сформулировать: санкции были нужны? Полезны?

- Нет.

- Такой ценностный вопрос: готовы ли вы поддержать нечестные, сфальсифицированные выборы в случае, если их результат вас устраивает?

- Нет.

- Допустима ли,  на ваш взгляд, блокировка или закрытие средств массовой информации по решению государственных учреждений?

- Нет.

- А если речь идет о деятельности государственных СМИ других стран, занимающихся пропагандой?

- Нет. Мне очень симпатичны в этом плане Соединенные Штаты Америки, где канал Russia Today работает без каких-либо ограничений. Тут интересно, что если есть желание бороться с дезинформацией, то делать это ты можешь только соответствующим контентом, никак по-другому.

- Допустима ли, по-вашему, смертная казнь?

- Очень сложный вопрос. Если мы придерживаемся европейских ценностей, то нет. Если бы противоправный поступок коснулся кого-либо из близких мне людей, возможно, это была бы та плата, которую я хотел бы, чтобы понес виновный. Но проблема смертной казни в том, что правосудие всегда допускает ошибки. И в случае ее применения эти ошибки впоследствии нельзя исправить. Если же придерживаться таких наказаний, как пожизненное заключение, то ошибки, если их установят, можно будет исправить.

- Допустимо ли официальное признание однополых браков или легализация союзов в той или иной форме?

- Для меня — нет. Я считаю, что каждый ребенок рождается в результате отношений мужчины и женщины. И в связи с этим у каждого ребенка в том числе есть право, особенно в вопросах адопции, вырасти в таких отношениях, в которых он был зачат.

- Полный запрет абортов?

- Нет. Этот выбор должен оставаться за женщиной.

- А как вы относитесь к отказу Сейма ратифицировать Конвенцию Совета Европы о предотвращении и борьбе с насилием в отношении женщин и домашним насилием, то есть, Стамбульскую конвенцию?

- Очень много дискуссий было, много аргументов за ратификацию и против, на сегодняшний день вопрос снова дискутируется.

- То есть, вы не составили мнения?

- На сегодняшний день нет. Но то, что сегодня нет оснований для ее принятия — это факт. Хотя в последующей дискуссии мы можем к этому прийти. Но я против насилия.

- Что вы считаете препятствием в ее ратификации?

- Недостаточность аргументации. Недостаточная поддержка, в том числе и жителей. На сегодняшний день аргументов настолько очевидных, чтобы переломить позицию большинства, нет.

- А как вы относитесь к так называемым поправкам о нравственности? О сексуальном просвещении в школах?

- Которые пытаются его ограничить, или, наоборот, рассказать больше про Карлиса и Карлину?

- С помощью которых пытаются ограничить, к примеру, деятельность общества «Papārdes Zieds», которое занимается сексуальным просвещением в школах и финансируется фондом Сороса.

- Дети должны расти в нравственной среде.

- То есть, вы считаете, что деятельность общества «Papārdes Zieds» безнравственна? Или стимулирует безнравственность?

- Я хочу сказать, что такие учебники, как «День, когда Карлис был Карлиной», пропагандирующие, в том числе, философию трансгендеров и смены пола, для детей, особенно в начальной школе, неприемлемы.

- А как вы относитесь к приему Европейским союзом мигрантов из третьих стран?

- Негативно.

- А если это белорусы?

- Позитивно. Украинцы, русские. По сути, это славянские нации, которые очень близки нам как по духу, по вероисповеданию, так и по основным ценностям жизни.

- То есть, вы можете представить себе такой закон, который ограничивал бы попадание к нам политических и военных беженцев, скажем, из стран Ближнего Востока, и разрешал бы доступ в Латвию аналогичным беженцам из Европы?

- Я могу представить себе закон о том, что проблемы беженцев на Ближнем Востоке необходимо решать на территории Ближнего Востока. Бежать до более благополучных стран региона, допустим, до Саудовской Аравии намного ближе, чем до той же Греции или Италии.

- Как вы оцениваете нынешние события в Беларуси?

- Достаточно сложный вопрос с той точки зрения, что система сама по себе там намного демократичнее, чем в Латвии. В Белоруссии люди имеют право выбрать президента страны, участвуя в прямых выборах. В Латвии нет возможности выбрать президента  путем голосования жителей. С другой стороны, очень большая часть общества в Белоруссии заявляет о том, что результаты выборов были сфальсифицированы, и система, демократическая в принципе, была использована, скажем так, в корыстных интересах. Единственное, что данный спор может разрешить,  это проведение повторных выборов. То, что в отношении демонстрантов была использована необоснованная физическая сила, если судить по всем тем видеокадрам, которые мы видели, это факт.

- Как вы считаете,  должна ли Латвия поддерживать протестующих против Лукашенко? И на каком уровне?

- В первую очередь, в международных отношениях необходимо соблюдать  принцип невмешательства в дела другого суверенного государства. Это раз. Два — у нас самих внутренних проблем предостаточно, особенно политического толка, и особенно в таких вопросах, которые связаны с волеизъявлением жителей. Вспомните «Революцию зонтиков» (Латвийская «Революция зонтиков» произошла 18 октября 2007 года, была спровоцирована попыткой увольнения правительством главы антикоррупционного бюро Алексея Лоскутова. Борцы с коррупцией требовали распустить Сейм, но потерпели  неудачу, — прим. «Спектра»). Я бы не сказал, что методы, которые использовались у нас в Латвии, когда судили людей, участвовавших в протестных акциях, в какой-то степени отличаются от того, что происходит в Белоруссии.  Мне кажется, здесь действует определенная аксиома по принципу «не суди, да не судим будешь».

- Но поддерживать их нужно?

- Вопрос, на каком уровне, и каковы будут последствия этой поддержки. Еще это вопрос экономических отношений с государством, которое находится с нами по соседству. Я думаю, что позиция должна быть сдержанной.

- Но какую поддержку вы считаете приемлемой и желательной?

- Использование европейских механизмов, как Совет безопасности Европы, для того, чтобы провести там или независимую проверку, расследование, или оценивать действия властей с позиции Конвенции по защите прав человека.

- А гражданское общество, по-вашему, должно поддерживать протестующих белорусов?

- Гражданское общество вправе делать то, что оно считает нужным. Если у общественных организаций мнение о происходящем складывается в пользу оказания поддержки, то да. Запретить мы не вправе. Но, опять-таки, позиции должны быть сдержанными, потому что-то, что впоследствии произойдет с Белоруссией, может кардинально повлиять на ее отношения с Латвией. В истории много занятных примеров, когда одно государство вмешивалось в предвыборный процесс другого. К сожалению, тогда внешняя политика резко меняется.

- Что на ваш взгляд важнее — права личности или интересы общества (либо государства)?

- Эти интересы находятся в постоянной конкуренции между собой. И вопрос лишь в том, насколько обоснованными и аргументированными являются позиции по защите прав общества в попытках ущемления одной или другой индивидуальной свободы. Нет ответа, что важнее в одной или другой ситуации. Важна аргументация.

- Что, на ваш взгляд, важнее — религиозные ценности или либеральные свободы?

- Религиозные ценности. Потому, что они содержат, в том числе, и либеральные свободы и нравственность. Но в истории развития человечества они более стабильны и существуют дольше.

- Согласны ли вы, что дискриминация недопустима ни в каком виде, в том числе из-за сексуальной ориентации, по половому, расовому, языковому признаку?

- Вопрос с загвоздочкой. Он в определенной степени конфликтует с предыдущими. Нет. Ограничение индивидуальных свобод недопустимо. Опять-таки, и конституция Латвийской республики, и Конвенция по правам человека говорит: если это не противоречит определенным общественным интересам.

- Как вы относитесь к институту негражданства в Латвии?

- Институт негражданства в Латвии является неправомерным. Он мне напоминает средневековье, когда феодал на своем куске земли не пытается дать свободу жителям, которые вспахивают поле, никак не прислушивается к ним. В моем понимании, надо начать с того, чтобы как минимум позволить негражданам участвовать в выборах в самоуправления. Впоследствии я вижу, конечно, искоренение этого института как такового. Ему нет у нас места, он не позволяет создать единое, целостное общество.

- То есть, это дискриминационный институт?

- Да.

- А как вы считаете, можно ли было предотвратить его возникновение?

- Его не нужно было создавать.

- Нужно было принять «нулевой вариант»?

- По сути, да.

- Можно ли все исправить сейчас?

- Дело затянулось. Исправить можно всегда и все, вопрос в отсутствии на сегодняшний день поддержки большинства, особенно на законодательном уровне. Ведь если мы посмотрим на рекомендации того же ОБСЕ, которая в 2010−2011 годах высказывалась о необходимости послаблений в процедуре натурализации для вовлечения неграждан в жизнь страны, то с того момента практически ничего не изменилось кроме того, что детям неграждан решили давать гражданство без заявления.

- Вы считаете, что его можно одним махом просто отменить, и все?

- Да, я считаю, что его можно одним махом отменить, и все. И опять-таки, эта проблема, пока она не решается, не позволяет создать в Латвии нацию. А желания решать ее нет. Сегодня большинство политиков считает, что ее можно будет искоренить, только когда умрет последний негражданин. И  у нас до тех пор будут происходить распри на почве межнациональной розни, потому что у неграждан тоже есть дети.

- Как вы считаете, можно ли в Латвии создать политическую нацию?

- С этой целью и создавалось Латвийское государство. Ведь вторая статья конституции гласит, что суверенная власть в Латвии принадлежит латвийскому народу. Была концепция у того же Райниса, который как суверена рассматривал латвийца. Такая цель стояла. К сожалению, после 1997 года, когда латышский язык был включен в конституцию страны как единственный государственный, Латвия постепенно начала превращаться из демократического в  этнократическое государство. И последнее, что закрепило этническую концепцию государства, это преамбула конституции. Преамбула — это сверхглупость и некомпетентность для утверждения конституционного порядка в стране: к конституции 1922 года прилепить новое введение, которое в XXI веке растолковывает то, что якобы думали отцы-основатели, когда создавали страну! И это отход от тех принципов, которые были взяты при становлении Латвийского государства.

- Ваше отношение к школьной реформе, изменению языковой пропорции.

- Негативное. На сегодняшний день мы в Даугавпилсском самоуправлении предложили ввести факультативные уроки по русскому языку для того, чтобы компенсировать сокращение тех уроков русского и литературы, которое последовало после реализации реформы. Я считаю, что насильно мил не будешь. Если ты хочешь получить от людей какой-то результат,  с ними надо разговаривать на понятном им языке, чтобы они понимали, чего ты от них хочешь. Заставлять их принять твою позицию, объясняя им ее на непонятном им языке, и начиная в первую очередь с детей, при нынешнем тотальном недоверии к власти — это очередное принуждение.

- То есть, если бы это было бы выполнено в добровольной форме, вы считаете, что в принципе это возможно.

- Я считаю, что в результате перехода народов Латвии от категории «народность» к категории «нация», с рождением гражданского общества такое было бы возможно, когда большая часть общественности данную инициативу поддержала бы. Но это невозможно сделать за год-два, и необходима честная и открытая дискуссия, без которой объяснение правильности реформы теряет какой-либо смысл. Если мы возвращаемся к принципам становления латвийского государства, оно базировалось на взаимном уважении людей, которые здесь проживают. Не только латышей — русских, евреев, немцев, латгальцев.

- Как вы думаете, русский язык в Латвии может иметь какой-либо официальный статус?

- Статус официального языка самоуправления, где определенная часть жителей разговаривает на этом языке.

- То есть, региональный статус?

- Да. Такие предложения следовали из рекомендации ОБСЕ 2010−2011 годов. Чем мы хуже самой демократической страны мира под названием Соединенные Штаты Америки, где в предвыборный период позволено использовать, если не ошибаюсь, шесть или восемь языков при агитации на выборах в том или ином штате? В том числе позволено использовать русский и несколько диалектов китайского.

- А кстати, как вы относитесь к внесенным в Сейм поправкам о запрете предвыборной агитации на иных языках, кроме латышского?

- Негативно. Это очередной шаг, цель которого — ограничить политическую партию под названием «Согласие» в получении поддержки избирателей. То есть, не дадим гражданство негражданам, потому что они прорусские и проголосуют за «Согласие», и теперь давайте не будем ничего вообще рассказывать русским на понятном им языке, чтобы они могли за вас проголосовать и вообще не узнали о дате выборов.

- Ваши оппоненты, голосуя нынешним летом за вашу отставку, аргументировали свое решение тем, что вы недостаточно лояльны, празднуете 9 Мая, помогали восстанавливать Вечный огонь в Даугавпилсе и при этом не хотели ставить памятник в честь столетия Латвии. На каждый упрек по отдельности как вы ответите?

- Отвечу словами Чингиза Айтматова: кто мы, если не знаем своих корней? К счастью, в этом плане я ничего не хотел бы менять. У меня семья смешанная: мама латгалка, папа поляк, но бабушка и дедушка русские. И забывать историю своих родителей, своего генеалогического древа я не буду ни под каким предлогом. 9 Мая — это история моего рода, я всегда иду с жителями, с членами семьи, несу фотографию дедушки, который воевал. С этим связано мое отношение к ряду исторических событий, как бы они ни толковались сегодня. Это дань уважения к тем событиям, потому что все-таки в Великую Отечественную войну победил мой дед. Что касается отсутствия лояльности, как они это называют…

- Еще оккупация. Вы не хотели признавать факт оккупации, говорили они.

- Я окончил школу в Даугавпилсе в 2001 году по аккредитованным учебникам Министерства образования. Десять лет прошло с момента восстановления самостоятельности Латвийской республики. Меня в латышской школе учили, что оккупации не было. Более того, меня этому учили еще и в университете вплоть до 2005 года. Использовался  юридический термин «аннексия».

- В чем для вас принципиальная разница?

- В том, что в Латвии нет оккупантов. В том, что те люди, которые здесь живут, не несут ответственности за какие-либо политические решения, которые были приняты задолго до того момента, как они сюда приехали или когда их сюда направили, или как они здесь родились. Ну как можно возложить на них ответственность за то, что происходило 40−70 лет назад? Что касается критерия лояльности, то для меня это, в первую очередь, любовь к своему городу. Если эту любовь некоторые пытаются выразить памятником за миллион евро…

- Миллион?

- Миллион. В то время как у нас, начиная от социальной сферы, заканчивая школами, садами и дорогами все хромает. То, знаете, для меня эта лояльность больше все-таки состоит в том, чтобы отказаться от ее выпячивания и помочь людям, которые заслуживают это в большей степени.

- Вы читаете, смотрите фильмы, общаетесь в основном на русском языке?

- Совсем нет. Русский, латышский поровну, еще английский.

- Законы нужно соблюдать, даже если они несправедливы?

- Так считал Сократ. От законов мы не можем требовать, допустим, нравственности, там порой нет морали, они бездушны. Но я считаю, что даже при наличии нелегитимных законов человек имеет право на оценку соответствия этих законов ценностям, которые установлены как в конституции, так и в Европейской конвенции по правам человека.

- Как он может выражать свое отношение?

- Отказаться от исполнения.

- И принять необходимость нести ответственность?

- В случае если суд признает его неправоту.

- Как вы могли бы описать свое мировоззрение?

- Основные принципы, которым я следую, это свобода и права человека. И самое важное для меня — это свобода выражения мнений. Каким бы это мнение ни было. С юридической точки зрения даже у этой ценности есть ограничение: ты не имеешь права оскорблять другого человека, своими речами провоцировать на истребление другой нации, но с моей точки зрения она наиболее ценна — конечно, я не буду сравнивать ее с ценностью жизни. И в политической работе она является основополагающей, потому, что позволяет участвовать в споре и рождать истину.

- Вы, скорее, консерватор, чем либерал?

- Я думаю, да.

- Правый или левый?

- Левый.

- Когда я вам сообщила, что на второй позиции нашего списка лидеров мнений «европейских русских» в Латвии стоит господин Лембергс, который не является ни защитником русскоязычных, ни сторонником европейских ценностей, вы мне ответили, что ничуть не удивлены. Объяснитесь.

- Очень активная гражданская позиция.

- Вы считаете, что это именно гражданская позиция? Есть мнение, что он популист.

- Есть мнение, что он патриот. Своего города. Любой ценой! Я считаю, что исторически Вентспилс очень эффективно смог использовать рычаги политической власти именно в парламенте и кабинете министров, чтобы по максимуму привлечь государственное и европейское финансирование на развитие инфраструктуры и других сфер. Да, в ущерб многим другим городам, в том числе и Даугавпилсу.

- Вы как муниципальный и региональный политик это говорите? Вы противопоставляете муниципальную политику государственной?

- Все верно. Он сумел ее обуздать, использовать, можно по-разному судить, насколько правомерно и нравственно все это произошло. Но его локальный патриотизм за последние практически 30 лет его власти в Вентспилсе дал определенный результат.

- Но вы уже заместитель председателя парламентской партии, партии всей страны.

- Учусь использовать свою высокую должность в интересах города. Я противник централизации власти.

- Вы противник глобализации?

- Да. У меня в приоритете развитие своего города, своего региона. Если цена — это то, что где-то в другом месте финансирование станет меньше, ну, что ж, я готов драться. Приграничные территории должны поддерживаться наиболее интенсивно. Если Вентспилс должен конкурировать разве что с рыбами, то у нас в 30 км Литва, Беларусь, недалеко Российская Федерация. И нам необходимо здесь на месте развивать инфраструктуру, чтобы экономическая активность сосредотачивалась на нашей территории. Чтобы наши жители не тратили деньги на территории Литвы, Белоруссии и той же Псковской области.

Банальный пример: дорога из Даугавпилса в Зарасай новая и гладкая как стекло, а дорога из Даугавпилса до Риги в одних кочках. Для меня это неприемлемо. Будь я министром путей сообщения, я бы дорогу до Литвы перекопал, а дорогу в наш центральный субъект исправил. Потому, что тогда бы мы сохранили экономическую активность у нас. В этом и есть смысл так называемого локального патриотизма.

- Наша страна не очень большая, и переход с муниципального уровня на государственный происходит моментально. В Сейм не будете баллотироваться?

- Нет.

---

Редакция «Спектра» благодарит посольство Нидерландов и посольство Швеции в Латвии за поддержку при создании этого материала.