«Громадское на русском» продолжает спецпроект «Языки. Независимость». Это серия репортажей том, как развивались национальные языки после распада СССР. Главный герой этого материала — литовский язык. Многие называют его самым древним на планете: литовский максимально близок к праиндоевропейскому. Но в чем-то литовский и самый современный. Здесь есть Госкомиссия по языку, с помощью которой в языке появляются новые слова — аналоги английских. Журналисты Громадского узнали о «селфи» по-литовски, штрафах за ошибки, языковых квотах в медиа и о том, почему жить в Литве и не выучить литовский — невозможно.

Если гулять по улицам Вильнюса и читать названия улиц, может показаться, что немного знаешь литовский. Вот, например, улица Стиклю (Stiklių) в Старом городе, то есть Стекольная. Мы пьем здесь кофе с журналистом Натальей Фроловой, которая недавно переехала в Вильнюс из Москвы. Она уже говорит по-литовски, но признается: для нее самой этот язык — интереснейший квест, который она проходит везде — в кафе, на улицах, в магазине. В литовском delnas Наталья узнает ладонь (длань), в pirštinės (перчатках) — встречает знакомое «перст, палец».

Сразу после переезда Наталья пошла учить литовский на бесплатные курсы, их организует комиссия по литовскому языку. Это курсы для граждан третьих стран, которые приезжают в Литву. Учишься несколько семестров, сдаешь экзамен и получаешь аттестат, который позволяет устроиться на работу. Наталья заметила: ходят на такие курсы в основном женщины.

«Из двенадцати человек десять будет женщин и, может быть, двое мужчин. И, как правило, эти двое мужчин очень редко приходят. Просто чаще всего мужчина работает, а женщина сидит с ребенком. А потом мужчина приходит домой и сидит с ребенком, а женщина бежит на курсы. Вот такой получается феномен: учат язык в основном женщины».

Сама среда, по словам Натальи, и помогает, и не помогает учить литовский. С одной стороны, к иностранцам, которые его учат, литовцы относятся с большой благодарностью. Наталья рассказывает, что иногда после второй-третьей фразы в магазине добавляет: «Вы простите, я говорю с ошибками, я только учу литовский. Я недавно приехала». А в ответ слышит: «Нет-нет, что вы. Вы очень хорошо говорили по-литовски. Пожалуйста, продолжайте. Но если нужно, мы перейдем на русский». С другой — часто на русский переходят как раз не спрашивая, просто потому, что так легче: «Ты приходишь в магазин, ты говоришь продавщице: „Дайте мне вот этот кусок мяса“ или что-то еще, и ты это говоришь с не очень хорошим литовским произношением, и она это слышит, конечно, и говорит: „А, по-русски давайте!“ — и тут же переходит на русский язык, потому что ей неинтересно тебя учить литовскому».

Дети Натальи ходят в русскоязычную школу — Пушкинскую. Но даже в ней обучение устроено так, что не выучить государственный язык невозможно.  Директор Елена Журавская рассказывает: сейчас у них заканчивает десятый класс ученица из Казахстана, она приехала в Литву всего два года назад, не имея никакого представления о языке, а сейчас говорит абсолютно свободно.

Сохранить язык семьи и при этом отлично знать государственный — эту задачу Литва решала все 26 лет независимости. Все это время в школах национальных меньшинств (русских, польских, белорусских) постепенно увеличивалась доля литовского: сначала два часа в неделю, потом три, четыре, пять. Кроме того, некоторые темы, связанные с историей или географией, преподают именно на литовском.

Пушкинская гимназия Вильнюса/ Фото: Громадское

«Тетради для упражнений в основном по всем предметам на литовском языке, что тоже неплохо. Это дает возможность слышать предмет на родном языке, а уже практиковаться на литовском. На мой взгляд, создаются все условия для функционального принятия этого языка, — говорит Елена Журавска и добавляет: — О языке здесь действительно заботятся, это делает честь государству».

Изменения за время независимости Литвы произошли не только в образовании, но и в медиапространстве. В 1995 году в был принят «Закон о государственном языке». Одна из его статей касается именно медиа: «Аудиовизуальные программы, кинофильмы, демонстрируемые публично в Литве, должны переводиться на государственный язык или показываться с субтитрами на литовском языке». Сейчас так и происходит: даже если на телевидение или радио приходит гость, язык которого (как можно предположить) понятен аудитории, его все равно переводят или накладывают субтитры.

Правда, проблему зависимости части литовской аудитории от российского телепродукта это не решает, говорит главный редактор русской службы новостного портала DELFI Олег Ерофеев: «Рынок у нас небольшой, а конкуренция большая, выживать нужно, и всегда есть соблазн взять какую-нибудь дешевую передачу российского производства или какой-нибудь сериал, запустить его на своем канале (с титрами или озвучкой) и таким образом зарабатывать на этом деньги».

Редакция портала DELFI. Фото: Громадское

После событий в Украине о влиянии российского телевидения, пропаганде и информационных войнах тут говорят много, но передачи все равно транслируют, отмечает Ерофеев. По его словам, недавно эксперты проанализировали сетку вещания литовских каналов и с удивлением обнаружили: российских сериалов и программ стало больше, чем до 2014 года и аннексии Крыма. Получается, что языковой вопрос в медиапространстве решить можно, но с проблемой информационного влияния это справиться не всегда помогает.

«Закон о государственном языке Литвы» регламентирует не только само присутствие языка в разных сферах, но и его правильность. В этом документе есть целый раздел, посвященный грамотности. «Средства общественной информации, — сказано там, — обязаны соблюдать нормы правильного литовского языка. Все публичные надписи должны быть правильными».

Так что ошибка, например, в наружной рекламе на улице Вильнюса — это нарушение закона. Жители могут даже пожаловаться — обратиться в языковую инспекцию, которая следит за соблюдением закона. Орфографическая полиция здесь не фигура речи и не мечта граммар-наци, а реальность.

А еще в Литве есть свой «языковой парламент». Именно так называет Комиссию по государственному языку Литвы ее председатель Дайва Вайшнене. Комиссия — это экспертный орган. Она разрабатывает рекомендации по вопросам языковой политики и кодификации и, по сути, выступает в роли советника кабинета министров. Всего в комиссии 17 человек. В основном это люди науки: филологи, лингвисты, специалисты из исследовательских институтов. По словам Дайва Вайшнене, каждый день ее коллеги получают около двух тысяч обращений, связанных с языковыми вопросами.«Заведует» комиссия и Банком терминов — это специальный перечень слов, которые можно использовать во всех законодательных актах и документах. «Мы сотрудничаем с институтами ЕС, с переводчиками в Европейской комиссии, Европейском совете, Европейском парламенте. Мы работаем по принципу „одного окна“. К нам могут обращаться к нам, спрашивать об использовании того или иного термина, и вообще задавать любые вопросы о языке, а мы всегда даем ответ», — поясняет Дайва Вайшнене.

Новые слова для новых явлений — тоже епархия Госкомиссии по языку. Своеобразное импортозамещение: комиссия советуется со специалистами в разных сферах, которые помогают придумывать литовские аналоги англоязычных слов, и рекомендует эти слова обществу. Что-то приживается, а что-то не очень. В Литве есть даже свой аналог интернациональному слову «селфи» — по-литовски это слово звучит примерно как «асмануки». Значение то же самое — снимок самого себя. Глава языковой комиссии Дайва Вайшнене уверена, что слово пойдет в народ:

«Собственно, это слово было впервые придумано и использовано кем-то из медийщиков, получило распространение — и только тогда его подхватили лингвисты. Мы сказали, что это слово действительно подходит. Я думаю, оно приживется, будет использоваться и укоренится в литовском языке, ведь у нас, например, есть свой литовский термин и для слова „новости“, который тоже придумали медийщики и который активно используется».

Литовцы рекомендации комиссии время от времени критикуют. Политолог Витис Юрконис, с которым мы гуляем по улицам Старого города, рассказывает, как однажды комиссия предложила литовский аналог привычному всем слову «троллейбус». Но неологизм не прижился.

«Знаете, как говорят: добавляйте „ас‚ — и получится литовский язык. Baras, restoranas, troleibusas и так далее. И вот была попытка troleibusas поменять на velabroukis. То есть люди всегда, десятилетиями говорили troleibusas, и почему-то нужно сейчас говорить по-другому. Про комиссию говорят: что там они еще придумают — как называть attachment? И уже некоторые в среде айти привыкают к одному или другому слову, а потом комиссия приходит и говорит: ‚Вот так должно быть!‚. Почему? Как?‘ — спрашивает Юрконис.

По словам Юркониса, языковой вопрос в информационном пространстве Литвы возникает довольно часто. И чаще всего он связан с отношениями Литвы и Польши. Если попросить жителя Вильнюса назвать главную языковую проблему сейчас, наверняка услышишь о ‚вопросе дубль-вэ (W)‘. Представители польского меньшинства, в том числе и через суды, добиваются написания своих фамилий через букву W, которой нет в литовском алфавите. Вопрос уже давно стал политическим. Варшава настаивает, Вильнюс сопротивляется, и решить проблему окончательно никак не удается. ‚Это, с одной стороны, ‚домашнее задание‘, которое Литва должна сделать, с другой — этим очень манипулируют партии польских меньшинств. Больше всего этим вопросом занимаются две партии — это литовские консерваторы и партия местных поляков“, — говорит Юрконис.

А пока в парламенте дискутируют, жители Литвы решают проблему в частном порядке. В феврале 2016 год гражданка Литвы Мигле Вантенс выиграла судебный процесс по делу о написании фамилии. Вильнюсский ЗАГС вписал в свидетельство о браке фамилию Wantens.

Закон о написании фамилий в Литве — настоящий языковой „долгострой“. Договориться не могут уже больше 10 лет. „Живем черт знает как без этих правил!“ — вздыхает доцент кафедры литовского языка Вильнюсского университета Антанас Сметона, открывая нам дверь на кафедру.

Вильнюсский университет. Фото: Громадского

Антанас Сметона говорит, что языковые темы тут, в Литве, одни из самых обсуждаемых. Причем обычные носители языка, как правило, оказываются консервативнее лингвистов и всегда находят от кого (или от чего) защищать язык. „Есть три типа людей по отношению к языку: один тип людей — я бы их назвал не то что пуристами… Чистоплотники, вот так можно сказать! — рассуждает Сметона. — Они думают, что язык — это наследие наподобие лаптей. Но они не понимают, что лапти, изба — это все прошло, и мы сегодня ими все равно не пользуемся. С языком так нельзя“.

Представителей второй группы Сметона называет космополитами. Они говорят: „Ну к черту все это! Давайте все перейдем на английский и будем рады“. Это было и при Советском Союзе, вспоминает филолог: „О русский, великий и могучий“ — и вперед!» Сметона считает: столкновение этих двух групп рождает не только искры дискуссий, но и нездоровое отношение к языку. А вот третья группа — это те, кто понимает, что язык — это инструмент и он должен соответствовать обществу. «Или он будет соответствовать, или его просто заменят. Другого не дано», — говорит ученый.

Слабое место современного литовского, считает он, это язык науки. Литовские ученые пишут в международные издания на английском, а литовскому остается мало места.

Сам Антанас Сметона признается, что еще 30 лет назад говорил по-русски абсолютно чисто, а сейчас появился акцент. Русский уходит, и его место в современной Литве постепенно занимает английский. Так что литовскому снова нельзя «расслабляться» — надо стремиться сохранить языковую независимость.

Главное, говорят ученые, специалисты из языковой комиссии и простые литовцы — действовать спокойно, ничего не навязывая.

«Думаю, что в принципе все, что случилось за эти 25−28 лет, — это правильно, и все так и должно было быть. Нельзя ничего делать диктаторски. Наш закон о государственном языке и его сфера действия — это официальное общение, официальный язык. Никогда ни в каком законе не сказано, что люди между собой должны разговаривать так или иначе. В любом государстве так и должно быть», — подытоживает Антанас Сметона и после интервью проводит для нас экскурсию по университету, в коридорах и переходах которого можно запутаться, как в Хогвартсе.

«Знаете, что blogas по-литовски „плохой?“ — спрашивает он нас. — Это от славянского слова „благой“, такой перевертыш». Литовский — это и правда интереснейший квест.