Спектр

Куда уходят провода. Николай Кульбака — об энергии, которую не хочет терять российская власть

Московская область, ныне закрытая радиостанция им. Коминтерна / Wikimedia Commons

Недавно глава «Россетей» Андрей Рюмин обратился к президенту Владимиру Путину с просьбой запретить бесплатный переход промышленных компаний на собственную генерацию электроэнергии. Судя по всему, президент с пониманием отнёсся к этому обращению и предложил его проработать.

Важность новости состоит в том, что в ней как в капле воды отразилась вся модель управления российской, а до того — советской экономикой. Советская экономика выросла как мощный монополизированный государственный комплекс. Каждый завод был, по сути, монополистом в производимой продукции. Такая система, с одной стороны, позволяла достигать большой производительности за счёт масштаба, с другой — препятствовала обновлению производимой продукции, поскольку для того, чтобы начать выпускать новое изделие, надо было останавливать производство и переналаживать его.

В рыночной конкуренции позволить себе такое не мог никто, поскольку если ты не начнешь выпускать новую продукцию, завтра её станет выпускать твой конкурент. А если наблюдается торможение в целой отрасли, то появляется Стив Джобс со своим персональным компьютером и заставляет компьютерных гигантов отказываться от производства больших компьютеров, или приходит Илон Маск со своей «Теслой», и вся огромная автомобильная индустрия лихорадочно бросается осваивать незнакомое ей производство электромобилей.

Но вернемся к советской экономике. Её монополизация коснулась всех отраслей, включая энергетику и транспорт. Советские города и предприятия обслуживала Единая энергетическая система, а львиная доля транспортных перевозок выполнялась железнодорожным транспортом. За пределами СССР появлялись новые технологии, шло формирование солнечной и ветровой энергетики. Более гибкий и эффективный автомобильный транспорт успешно вытеснял с рынков железнодорожные перевозки, а Советский Союз продолжал развивать свои монополии. Разве что на смену тепловым электростанциям стали постепенно приходить атомные, а паровозы почти повсеместно сменились электровозами и тепловозами.

Распад СССР мало что изменил в этом монополизированном мире. На смену Министерству путей сообщения пришло ОАО РЖД, а электрические сети России объединились под названием РАО «ЕЭС России». Попытки реорганизовать монополии ни к чему не привели. Разве что РЖД избавилось от парка старых вагонов, а РАО ЕЭС юридически распалось на независимые подразделения (хотя по-прежнему существует Системный оператор Единой энергетической системы). Чтобы снять любые претензии, все эти монополии государство объявило «естественными». Не вдаваясь в экономические подробности, скажем, что естественными называют такие монополии, которые позволяют потребителю экономить за счёт эффекта масштаба. Проще говоря, чем больше такая монополия, тем более дешёвую продукцию она может производить. Как правило, это связано с гигантскими затратами на создание самой инфраструктуры. Именно так и было в случае с железными дорогами и энергетической системой.

Однако история экономики убедительно доказывает, что ни одна монополия не может быть вечной. Рано или поздно на рынке появляются новые технологии, которые делают старую инфраструктуру бессмысленной. Как правило, бизнес это понимает и начинает постепенно реорганизовывать устаревающие технологии. Протяжённость американских железных дорог начала сокращаться в начале XX века и за столетие уменьшилась в 2,5 раза. Точно так же медленно растёт доля возобновляемой энергетики в большинстве стран.

И только российские государственные монополии продолжают существовать в комфортном неведении, опираясь на построенную более чем полвека назад инфраструктуру. Однако российский бизнес живёт не в безвоздушном пространстве. Требования рыночной конкуренции вынуждают российские компании думать о снижении энергозатрат и транспортных расходов. Не случайно последние 20 лет доля автомобильных перевозок в общем грузообороте неуклонно растёт, несмотря на чудовищный дефицит хороших автомобильных дорог.

Не осталась в стороне и энергетика. Ради выживания (а именно им сейчас озабочены многие российские компании) рассматриваются все пути, в том числе переход на независимые источники энергии. И вот тут государственная монополия начала ощущать серьёзную угрозу. Вместо того чтобы пытаться уменьшать внутренние издержки, искать способы эффективного производства, оптимизировать финансовые потоки, государственная монополия начала бороться с рынком единственным понятным ей способом — административным регулированием. Это напоминает времена крепостного права, когда крестьянин, чтобы стать свободным, должен был выкупить себя у помещика. Ни к чему хорошему это не привело.

Конечно, компании всё равно будут уходить с рынка, причем первыми это сделают самые умные и перспективные. Чем больше компаний уйдёт, тем сложнее будет поддерживать дорогую и устаревшую инфраструктуру. И здесь перед российскими монополиями, а значит, перед государством возникнет развилка. Либо стоять до последнего, обороняя суверенитет давно устаревших монополистов, либо двигаться вперёд, стараясь как можно быстрее перейти на новые технологии, в которых на энергетическом рынке будут развиваться множество независимых игроков, повышая общую эффективность. К сожалению, нам, скорее всего, предстоит увидеть попытку консервации существующей экономической структуры. И чем сильнее она будет законсервирована, тем жёстче будет потом падение. Но об этом нынешние руководители страны думают в последнюю очередь — ведь на их век хватит и энергосистемы, и железнодорожных магистралей. Хотя нам от этого не легче.

Электрический счетчик / Wikimedia Commons