Спектр

Кошелек для бюрократии. Владислав Иноземцев о том, почему российские нацпроекты обогащают чиновников, а не страну

Жители Омска протестуют против повышения пенсионного возраста. Фото TASS/Scanpix/LETA

Жители Омска протестуют против повышения пенсионного возраста. Фото TASS/Scanpix/LETA

На прошлой неделе правительство обнародовало финансовые параметры очередных «приоритетных национальных проектов», призванных прославить новый период пребывания президента Путина в Кремле. Предполагается, что на демографические программы, развитие образования и здравоохранения, сооружение объектов инфраструктуры и даже «поддержку предпринимательской инициативы» будет потрачено 25,7 трлн. рублей за ближайшие 6 лет, из которых почти 70,5% выделят налогоплательщики через федеральный и региональные бюджеты.

Однако прежде чем оценивать реальность этих планов, стоит вспомнить, как были реализованы прежние. Сама идея «проектного развития» возникла в России в преддверии президентских выборов 2008 года, и Дмитрий Медведев отчасти триумфально въехал в Кремль как «куратор» этого направления. В те годы особое внимание было приковано к охране здоровья, обеспечению ро­ста населения, развитию инфраструктуры. Каковы же результаты?

В 2007 г. в России было 400 тыс. ВИЧ-инфицированных, сейчас по минимальным оцен­кам – 970 тыс., но скорее всего около 1,3 млн.; число онко­больных выросло с 2,4 до 3,5 млн. человек. Правительство отчиталось о не­вероятном росте продолжительности жизни – с 67,4 года в 2006 г. до 73,2 лет в 2018-м; однако при этом почему-то оказалось, что население в стране поч­ти не увеличилось (с 143,2 до 144,3 млн. человек без учета «приращения Кры­мом»), а в 2018 г. возобновилась его естественная убыль, что дает основания полагать, что озвученные цифры были не более чем статистической уловкой.

Автомобильная дорога из Москвы в Санкт-Петербург и за прошедшие 10 лет не была достроена, высокоскоростная железнодорожная магистраль Москва-Казань даже не начала возводиться, а все большие проекты (от Владивостока до Сочи и Крымского моста) носили показушный характер и расположились по самым краям огромной россий­ской территории, не изменив ситуацию в центральной части страны.

Строительство Крымского моста. Фото Росавтодор/commons.wikimedia.org

Жи­лищное строительство в 2008-2018 гг. в среднем росло на 1,8% в год (против почти 10,5% ежегодно в соседнем Китае).

Иначе говоря, трудно увериться в том, что «национальные проекты» существенно изменили российскую реальность. В еще меньшей мере измени­ли ее высосанные из пальца ориентиры, обозначенные в «майских указах» 2012 г.: никаких миллионов «высокотехнологичных рабочих мест» создано не было; количество больниц и школ в стране продолжило сокращаться, а квалифицированный персонал все больше сосредотачивался в крупных городах, обрекая провинции на прозябание. И тут, как и в прочих случаях, ос­новным инструментом создания видимости успеха становились манипуля­ции: от сокращения числа учителей для отчетности по повышению зарабо­тной платы, до привлечения безнадежных кредитов на организации здраво­охранения для соответствия их заявленным требованиям.

Почему же власти снова идут по пути, который не приводит к успеху?

Мне кажется, что основным объяснением этому является отношение российских чиновников к государственным финансам как к чему-то принадле­жащему лично им, а не российскому народу. Классические методы борьбы с кризисами в последние десятилетия (от Японии на рубеже 1980-х и 1990-х годов до Европы в 2010-х) обычно предполагали повышение доходов населения (через механизм минимальной заработной платы, пенсий и пособий) или выделение гражданам дополнительных квазиденежных инструментов (те же food stamps в США) с целью обеспечить рост конечного потребления. Этот метод зарекомендовал себя как наиболее эффективный, так как прост в администрировании (например, расходы на обслуживание системы про­довольственных дотаций в Соединенных Штатах составляют всего 6,8% сумм, доходящих до потребителя) и отвечает интересам граждан. При этом развитие здравоохранения и образования может осуществляться через дотирование части стоимости коммерческих страховок или частных школ, а новые дороги должны строиться на основе концессионных соглашений не фирма­ми друзей президента, а международными корпорациями, имеющими исчисляющийся десятилетиями опыт их сооружения. В России практически ничего из принятого в остальном мире себя не зарекомендовало – преж­де всего потому, что главной задачей является не достижение результата, а «осво­ение» (правильнее было бы, наверное, говорить – «присвоение») бюджетных средств. Это, как говорится, «многое объясняет».

В итоге мы получаем то, что имеем. Российские дороги являются одними из самых дорогих в мире, но еще более удивительно то, что с 2003 по 2017 г. протяженность построенных новых автотрасс сократилась (!) с 3,2 до 1,9 тыс. км при том, что затраты на дорожное строительство выросли с 124 до 630 млрд. рублей. Стоимость лекарств, закупаемых по государственным конт­рактам, часто превышает среднюю их цену в розничных торговых сетях в несколько раз, а нерыночные цены закупок медицинского оборудования стали уже притчей во языцех. Конечно, правительство пытается бороться со злоупотреблениями – но только в той степени, которая способна поддерживать бюрократию «в тонусе» и «выводить в расход» наиболее неуемных коррупционеров при сохранении в неизменном виде всей системы.

Приморский краевой онкологический диспансер, Владивосток. Фото TASS/Scanpix/LETA

«Приоритетные национальные проекты» сегодня – это, по сути, один национальный проект: выстраивание системы обеспечения личных интересов вороватого чиновничества. Совершенно неслучайно более 2/3 выделяемых средств – бюджетные: государство предпочитает отнимать деньги у бизнеса и людей в виде налогов, и затем передавать их в распоряжение бюрократов, которые «по умолчанию» лучше знают, как ими распорядиться. Правитель­ство не собирается договариваться ни с обществом, ни с бизнесом: вполне можно было бы, если речь действительно идет о развитии здравоохранения, позволить гражданам покупать медицинские страховки, зачитывая потра­ченные средства, например в счет начисленного к уплате подоходного налога – в этом случае деньги попадали бы в эффективный сектор медицины напрямую, а не перераспределялись через несколько уровней бюджета что­бы в конечном итоге быть потраченными на неработающую технику; столь же просто было бы бесплатно передать земли для компаний, заинтересован­ных в строительстве дорог на концессионной основе, чем сначала собирать налоги, а затем втридорога выкупать территории у тех близких к власти бизнесов, которые купят их, заранее узнав о планах строительства.

Но, повторю, речь не идет о благополучии граждан – важен только контроль над ресурсами. Опять-таки, нет ничего удивительного в том, что первая реакция на новые проекты сводится к оценке того, кто из «курирующих» вице-премьеров получит контроль над какими финансовыми потоками: бескомпромиссная борьба за «куски пи­рога» недвусмысленно предполагает, что никакого спро­са за результаты не предвидится – иначе стоило бы бояться оказаться ответственным за невыполнение практи­чески нереализуемых задач, но об этом никто даже не задумывается.

Мэр Москвы Сергей Собянин на Московском урбанистическом форуме, июль 2017 года. Фото TASS/Scanpix/LETA

Фундаментальная проблема «национальных проектов» состоит в том, что они выражены в слишком абстрактных показателях, которые мало на что влияют. Борьба с бедностью может показаться очень успешной, если просто изменить параметры уровня бедности, как это у нас неоднократно делалось. Создать миллионы «высокотехнологичных рабочих мест» – скорректировав классификацию, по которой они определяются. Решить демографическую проблему – отказавшись от исчисления среднего возраста фактического дожития и перейдя на оценки «средней продолжительности предстоящей жи­зни».

Сегодня чиновники говорят даже не о количестве дорог, кото­рые они хотят построить, а о том, что к такому-то году 60 (или 80)% дорог должны «соответствовать нормативным показателям». Но разве показатели не для того считаются нормативными, чтобы им соответствовали все дороги, а если нет – то почему нельзя достичь такого результата вообще не тратя денег, а лишь подкорректировав нормативы (замечу: в ближайшие годы на дорожное строительство Владимир Путин намерен выделить вдвое больше средств, чем в предшествующую «шестилетку», однако сколько будет реально сдано новых трасс, он уже не говорит).

Иначе говоря, сегодня «приоритетные национальные проекты» – это кра­сиво названный «кошелек» чиновничьего класса, в который Кремль забот­ливо помещает деньги, полученные от повышения НДС и пенсионного воз­раста. Их стоимость – это de facto цена бюрократии, та часть бюджетных рас­ходов, которая выделяется как бы сверх обычного финансирования тех или иных отраслей или сфер, что предполагает простой расчет: если из этого что-то получится – замечательно; если все выделенные деньги «рассосутся» бесследно – никакой трагедии не случится. Для власти, разумеется, а не для населения. Последнее привыкает оплачивать из собственного кармана все большее число трат, которые, несомненно, должно было нести государство и без всяких «национальных проектов». Примечательно, например, что как раз по мере развития этого замечательного жанра растут поборы в больницах и школах, а практически в тот же день, когда в «Белом доме» распределили деньги на приоритетные направления, в Думе предложили обязать родителей содержать детей-студентов ввиду того, что на стипендии прожить стало совершенно невозможно. Собственно, это все, что стоит знать о национальных проектах: деньги в руки чиновнику – это у нас «национальное», а деньги в карман простому россиянину – нечто чуж­дое и противное основам российской государственности…