Российский поэт и политтехнолог Андрей Орлов (Орлуша) рассказал латвийскому порталу Delfi, как он создал логотип партии «Единая Россия» и написал ее программу, слегка перекроив конституцию США; что общего у Ивана Охлобыстина и Владимира Путина; почему поэт не верит в Ходорковского с Навальным; зачем регулярно ездит в Крым и как вести себя русским в Латвии, чтобы не быть «черненькими». Журнал «Спектр» публикует это интервью с разрешения Delfi.
Поэтом Андрей Орлов стал 12 лет назад, написав отчаянный, как крик раненой птицы, стих «Заe**ло», который с небольшого «подонского» сайта ЛИТПРОМ (осторожно, нецензурная лексика) разлетелся по всему Рунету. С тех пор, сменив Дмитрия Быкова на посту штатного поэта проекта «Господин хороший» и заслужив титул «главный русский поэт нашего времени», он пишет политические памфлеты на злобу дня, которые виртуозно исполняет Михаил Ефремов и продюсирует экс-глава «Коммерсанта» Андрей Васильев.
В допоэтический период биография Орлова тоже складывалась на редкость поэтично — он был рекламным магнатом и гуру торговли, политтехнологом и арт-директором, а свой первый живой миллион долларов заработал в 1994 году, спекулируя сериалами. В перерывах между столичными проектами пополнял запасы энергии, беседуя на берегу Байкала с Жак-Ивом Кусто и распивая текилу с Карлосом Кастанедой в резервации команчей.
Во время Зимней Олимпиады в Сочи он вел язвительную колонку в газете «Коммерсантъ», а сразу после Игр 8 марта рванул на Майдан в Киев, где с лондонским другом-парфюмером раздал женщинам 15 тысяч букетов мимозы с сине-желтыми открытками и стихом: «Догорала в баррикаде парта с надписью „Любимая, прости!“ Ну, а что касательно марта — он же мог и вовсе не прийти».
В Латвию Орлуша приехал в гости к старым друзьям, владельцам юрмальской недвижимости Андрею Васильеву и Михаилу Ефремову. Их братский союз был скреплен 9 мая 1978 года в гостинице «Севастополь», куда Орлов прибыл за компанию с однокурсником по институту химического машиностроения Васильевым. Тот снимался в фильме «Когда я стану великаном», а вторую главную роль «хорошего мальчика» исполнял 14-летний Михаил Ефремов. Там и был распит первый общий стакан крымского портвейна… С тех пор дружат.
Разговор с порталом Delfi случился накануне выборов в Госдуму России — рижские избирательные участки предлагали проголосовать за депутатов по одномандатному округу Сахалина.
- Вы голосуете, вообще-то?
- Нет, конечно! Как политтехнолог со стажем, могу вас заверить, что по ресурсу вбросов посольства всегда были впереди участков всех. Вот уж где всегда случается чуть не стопроцентная явка по числу напечатанных бюллетеней — вещи это совершенно непроверяемые, компьютерной базы со списками нет, а сами посольства подконтрольны службам безопасности и президенту. Сколько кого им скажут — столько пришлют. Может оказаться, что в Риге за Сахалин проголосует больше людей, чем на самом Сахалине…
По-моему, единственный способ, чтобы выборы стали настоящими, это объявить по телевизору, что любое действие по телефонному звонку (от губернатора или еще кого) карается 5−6 годами тюрьмы, а потом, по результатам наблюдателей, взять и посадить десятка два председателей участковых комиссий, занимавшихся физическим вбросом бюллетеней. Причем выбрать их из разряда «честная учительница с девятью детьми» и сказать, что так будет с каждым. Масса людей после этого отказалась бы от таких манипуляций.
- Это реально?
- Когда я занимался выборами, поймать за руку было возможно. Тогда, в ночь перед выборами еще могли снять за подкуп избирателей кандидата в Ингушетии, который шел первым. Суды реально работали. Судье давали гарантию, что в случае посадки дадут квартиру в другом регионе (взамен дома в Ингушетии, который сожгут к чертям) и по возможности пост судьи там. Оставаться на своем месте было опасно. Такая взятка за честность или гарантия защиты свидетеля.
Я тогда на Кавказе много работал. Того же Березовского выбирали по Карачево-Черкесскому округу. Нам там даже приходилось вбрасывать немного против себя. Если бы все оставили, как решил народ, мы бы взяли 97 процентов. Народ был настолько един, что сам Березовский в какой-то момент поверил в то, что он говорил, а говорил он то, что мы ему написали.
Так что иллюзий для меня тут нет — знаю эту кухню еще с тех времен, как занимался созданием имиджа того, что сегодня называется «Единая Россия», а начиналась она с «Единства» (движение, которое объединилось с движением «Отечество — вся Россия». — Прим. ред.). Даже знаменитый мишка на эмблеме этой партии — моих рук дело!
- Интересно, что вас сподвигло на такой символизм?
- То, что должен быть медведь, сразу было ясно. Вопрос — какой. В российской геральдике откопали двух традиционных мишек — пермского, который идет на четырех конечностях с Библией на спине, и ярославского стоячего, которому только подноса в руках не хватает… Оба — бурые. Долго ругались, какого взять, пока я не увидел на буфете мамы финскую банку от муки фирмы Karhu («медведь» по-фински) 63-го года выпуска. Наследство с тех времен, как мой папа строил в Финляндии завод. По крышке этой банки шел белый медведь в синей графике. Я схватил ее и поехал к Никите Голованову (главе дизайн-бюро при газете «Коммерсант»). За ночь, слегка поменяв морду, пририсовав флаг и наплевав на все авторские и смежные права, мы родили эмблему единороссов. И никто не знает, что это финский белый, а не русский бурый.
- А может, взяли бы бурого с Библией, и все пошло по-божески!
- Это вряд ли! У нас святого никогда не было. Но логотип для партии — это очень важно. Он должен быть легко запоминающимся, считываемым, цепляющим глаз — эрегированным, короче. Думаю, только на ребрендинге логотипа социал-демократической партии Кыргызстана лет семь назад я провел ее из лузеров в лидеры. Президент страны Алмазбек Атамбаев — как раз лидер этой партии.
- Почему же исконные мишки вам показались неэрегированными?
- Даже попытка дорисовать недостающую конечность эрекции не прибавляла. Да и откуда ей взяться? Русский мишка славен тем, что подолгу спит в берлоге, сосет лапу, а потом на него ходят с рогатиной… Так оно и произошло. Так что никаких иллюзий на выборы не возлагаю — реального выбора у нас давно нет. Система сделала себя неустранимой и неразрушимой. В том числе меня не привлекает и вся эта либерально-оппозиционная тусовка. Тот же «Парнас» поступил бы умнее, если бы отказался от выборов вообще, из-за того, что они проводятся также и в Крыму, непризнанной ООН части России. Хотя бы прессу на этом заработали.
- Ну, а в какой момент все так невозвратно стало?
- По-моему, точки невозврата были пройдены в 2005 году — до всех нынешних карательных законов. Несколько поправок в Конституции сделали власть несменяемой — уход от прямых выборов губернаторов, непринятие принципа, что ни у одной партии не может быть абсолютного большинства в парламенте (если у партии 51% — заранее ясно, чем заканчивается любое голосование)… Остальные законы и программы могут быть, какими угодно хорошими — это ничего не меняет. За свою карьеру я столько этих программ перечитал и переписал (в том числе, для «Единой России») — все они более-менее одинаковые, разумные, вечные, списанные с чуть измененной Конституции США.
Ни у одного оппозиционера я тоже не вижу никакой реальной программы. Ни экономической, ни политической. Их лозунг: «Теперь воровать будут хорошие и честные люди!» Вот вам и вся программа Ходорковского, Навального, Явлинского… Мол, только дайте нам власть — все будет также, но будут исполняться хорошие законы, а не плохие.
- В интервью Delfi Леонид Ярмольник рассказывал, как разрабатывал с Михаилом Прохоровым реальную экономическую программу…
- Я с Прохоровым имел дело. Там ничего нельзя было разработать — ему сразу насовали технологов, которые сразу трудились на слив, о чем все его предупреждали. А теперь можно говорить что угодно. Как в карикатуре журнала «Нью-Йоркер» советских времен: кремлевская стена, лютый мороз, стоят два человека в ушанках, а на стене объявление «Теперь вы можете говорить все, что мы думаем!»
- По мнению журналистки BBC леди Марии Филлимор-Слоним, точка невозврата случилась гораздо раньше — в 1996 году, когда вместо честной победы коммуниста Зюганова, защитники демократии устроили совсем недемократичную победу Ельцина, которого народ не хотел…
- Тут мое мнение, что даже, если пришлось бы повесить на улице 10 000 невинных котят, надо было бороться с коммунистами любыми способами. Если бы победил Зюганов, то возврат к идеологизированной системе произошел не в 2010 году, а уже тогда. Я антикоммунист с советских времен. Моя личная точка невозврата — 1991−93 год, когда побоялись декоммунизировать Россию, устроив суд над компартией (как над НСДАП в Германии) и запретить ее символику. Любой серп и молот — это бомба замедленного действия. Но они испугались, потому что Ельцин сам был коммунистом.
В итоге сейчас эта символика вылезла отовсюду, и психология жива. Люди добровольно загоняются обратно в стойло, будучи уверенными, что СССР — это не концлагеря, а фильм «Стиляги», где все ездят на волгах-кабриолетах и весело танцуют рок-н-ролл. Но «стиляги» имеют к СССР такое же отношение, как «Вестсайдская история» к жизни Нью-Йорка.
- Чем вам так не угодили светлые идеи всеобщего равенства? Вся Европа ими увлекалась! Опять, же бесплатные медицина, образование…
- Наш дедушка хорошо делал скворечники и кормил всех конфетами в день пенсии, поэтому не будем никому говорить, что он насиловал детей в лесополосе — он ведь это делал из любви к детям. В СССР все было слишком все замешано на крови, а десятки миллионов убитых делают породившую это систему порочной.
Отдельные коммунисты, как радикалы, выражающие свое мнение, меня вполне устраивают. Но когда пять процентов коммунистов устанавливают свои правила на всех и убивают людей — меня это никак не устраивает. В Гражданскую войну были убиты все мужчины в моей семье, со многих живьем содрали кожу, о чем я узнал лишь на похоронах бабушки — все тщательно скрывалось. Да, потом коммунисты построили МГУ на Ленинских горах, но легче не стало.
Все же чтение «Архипелага ГУЛАГ» и изучение открывшихся документов войны сделали для меня невозможной ностальгию по СССР… Кроме того, большое влияние на выбор между капитализмом и социализмом оказали «Битлз», «Роллинг стоунз» и джинсы. Думал, если из этой системы в ту можно ездить только верхушке — значит, там чем-то лучше.
Вот почему Зюганов не должен был победить даже при слабом Ельцине. К тому же страна в тот момент выбирала не столько самого Ельцина, сколько людей, которые за ним стояли, такого коллективного Ельцина. И сам Ельцин в работе коллективного Ельцина практически не участвовал.
Да и сейчас на выборах победит не Путин, а коллективный Путин. Но пока сам Путин настолько активен, что порой удивляет коллективного Путина. Как в случае с Крымом, например.
- И что он такого удивительного сделал?
- Вы не знаете? Вся эта крымская история напомнила случай из жизни моего бывшего дружка Ивана Охлобыстина, когда мы работали в журнале «Столица». В какой-то момент у нас стали массово пропадать блестящие вещи. Причем не только дорогие ювелирные украшения или ручки, но и такие удивительные, как золотинки от шоколадки. В один прекрасный день мы обнаружили за шкафом Ивана такой симпатичный блестящий алтарик, где все было красиво сложено из нашего «злата-серебра». Думаю, он и в церкви впоследствии оказался, потому что там все блестит.
Когда я у него спросил: зачем тебе это, Ваня? Он ответил очень по-детски: «Да, надо как-то…» Знаете, в нашем советском детстве было такое понятие «нашел» — это совсем не тоже, что украл. Просто лежит в песочнице чья-то игрушка, все отвернулись, значит, ее можно «найти». И вот это «как-то надо» или «нашел» объясняет очень многое в характере Путина. Я об этом образно написал в стихе для Миши Ефремова по Маяковскому:
Мальчик по дорожке шел,
Прогуляться просто.
И нечаянно нашел
Крымский полуостров.
Он его к своей стране
Присоединяет.
Объясните дети мне,
Как он поступает…
Ну и мораль: «Брать чужое хорошо, если очень надо». Под таким девизом можно брать все, что плохо лежит…
- Может, и вправду, бесхозно лежало?
- Какая разница! Я все же стою на позиции законности и признания договоров. У Крыма есть хозяин — по всем документам им является страна под названием Украина. Правильно ли был подписан договор о передаче или нет, можно решать только через переподписание этого договора. Хорош хозяин или плох — тут неважно. Заставили вас бандиты отдавать долг 50 000. Вы спешно продали за 50 тысяч машину, которая, вообще-то, стоила 100 тысяч. Ни один суд не будет потом вникать в вашу ситуацию, что вы могли продать подороже, а пришлось подешевле…
Собственно, что-то такое неправильное подозревает во всей этой истории и сама Россия. Что-то я не слышал, чтобы наша страна подала в ООН документ о прибавлении в семействе. Россия даже не оспаривает тот факт, что на карте ООН Крым — территория Украины. При этом в России отрицание того, что Крым — это Россия, дело подсудное.
- При этом, насколько мне известно, вы не отказываете себе в удовольствии поездок в Крым?
- Нет.
- Через что, извините?
- Через… Кажется, я был первым, а может, и единственным гражданином России, который попросил у украинского посольства разрешение на въезд на временно оккупированную территорию. Чем их сильно удивил. Консул даже переспросил меня по телефону: вы точно российский гражданин? Может, езжайте как все ваши?! А я ему: хочу по правилам. В итоге придумали такую известительную форму: я пишу факс, что собираюсь в Крым по семейной необходимости, ко мне приходит ответ, что они извещены. При этом по делам я туда не ездил ни разу, хоть меня и приглашали за очень серьезные деньги выступить, например, на Дне юмора в Севастополе.
- Как вы оцениваете настроения крымчан?
- Я не социолог. Те, с которыми я общаюсь, мыслят примерно, как я. Знаю, что там много людей поверили в ерунду про поезда дружбы с Правым сектором, который ехал всех убивать, и Большую татарскую резню. Готовы были терпеть, пока построят мост. Лучшее мнение, которое я слышал от знакомого таксиста, который возил меня по Коктебелю: «Конечно, при хохлах нас зажали, у детей в школе — сплошной украинский, стало невыносимо, но сейчас — вообще п..пец!»
Когда в полосе прибоя вырастут дачи и санатории Минобороны — станет все окончательно ясно. Когда я писал колонку для «Коммерсанта» с Олимпиады, насмотрелся, как чиновники строятся под Сочи. Еще пример — дача моей мамы дача в Подмосковье в ста метрах от речки. Так вот эти сто метров объявили зоной ФСО — ни один местный житель не может искупаться. Так будет и в Крыму.
- Андрей Васильев в своем интервью Delfi предположил, что если не Путин, то будет кто-то гораздо хуже, «отморозок какой-то»…
- И я так думаю. Если не Путин, то второй уровень коллективного Путина, который намного хуже оригинала.
- Ходорковский недавно объявил проект «Вместо Путина» — какие у него перспективы?
- Пусть выбирает. Можно спросить у детей, какого бы вы хотели папу вместо вашего, но беда в том, что мама от этого папы уходить не собирается, хоть он и пьет, и денег на хлеб не дает. Отношение нашей власти к России даже не как к жене, а как к бесправной любовнице, которой еще и подарки не делают.
Пример Путина доказал, что управлять Россией может любой человек с системным военным или гражданским образованием. Остальное зависит от моральных качеств. Ни наверху, ни в оппозиции я не вижу людей с нормальными моральными качествами и системностью, которые могли бы чем-то управлять.
- Ясно, что к России вы любовью не пышете и жить вам там неуютно. Почему не покидаете?
- Уехать, чтобы работать на бензоколонке, было бы довольно странно — мне лет до хрена. А раньше, примерно до 2004 года было ощущение, что все идет в правильном направлении. Евроориентированность Путина окончательно испарилась после Крыма, до этого он еще говорил о безвизовом режиме, принятии европейских норм… В любой стране все зависит от вектора общей мысли, который изменить очень легко. Скажем, Майдан в Киеве не сломал менталитета, не избавил от коррупции, но изменил вектор риторики — те самые пять процентов, которые ведут страну идеологически. По-моему, в правильном направлении. Надеюсь, им хватит ответственности власти, чтобы к вектору добавить реальное движение.
В России я живу, скорее, по привычке, устроился как-то, при этом есть некие идеалистические представления о том, что сдаться и отъехать — это оставить все ИМ. Я своих убеждений я не меняю — говорю, что думаю, и делаю, как считаю нужным, осознавая, что новые законы делают любые мои высказывания просто физически опасными. 10 лет назад у меня вышла книжка, в которой на сегодня состава уголовного преступления — лет еще на 10. В общем, стремно.
- Иногда, когда делаешь интервью с латышами, зависть берет — они так любят эту землю, что готовы за каждую пядь умереть. Наверное, это очень сильное чувство. Вам не хотелось бы так?
- Любить гигантскую территорию, на которой ты большей частью не был никогда, очень сложно. Вот я читаю «Историю Шотландии» Вальтера Скотта — там все ясно: он на этой горе родился и готов за нее умереть, потому что рядом его лес, речка и замок родовой. Можно сражаться за свои шесть соток или пять гектаров, потому что, если их не будет, нечем будет кормить семью. Но спросите у россиянина, за какую часть России он готов, чтобы его сын пошел в армию и умер? При этом большинство людей, которые не выезжали за пределы райцентра, кричат: «Не отдадим Курильские острова!»
Все же очень у нас размытая родина. Любить ее — это как любить маму, которая состоит из 500 человек. И ты знаешь, что вот эта тебя по жопе била, эта заставляла уроки делать, а эта кормила мороженым… Ну да, Крым — хороший и красивый, за него и умереть не жалко, а за Шпицберген — этот кусок льда из морозилки? А за соседний мусорный полигон, который тоже кусок российской земли?
На словах у нас все готовы убить и умереть, но убить желательно чужими руками, а умереть понарошку. Причем вместо того, чтобы навести порядок внутри страны, мы лучше будем сражаться с «врагами» внешними — Донбасс, Сирия… И 9 мая будем праздновать не день окончания войны и день мира, а день победы, победы оружия. У меня во дворе построили детскую площадку, на которой стоят «катюши», горка-гаубица, качели-самолеты, на табличке написано «Никто не забыт, ничто не забыто» и клумбочки в виде братских могил. Такого не было даже в моем далеком детстве…
- Как у вас складываются отношения с друзьями, которые мыслят по-иному? Скажем, Ивана Охлобыстина вы назвали бывшим другом.
- Мы не дружим с 1997 года, когда он при мне допустил мерзейшие антисемитские высказывания в адрес работавшего у меня молодого человека — и про готовность к погромам, и про ненавистных жидов… С тех пор он для меня, как друг или близкий знакомый, перестал существовать.
- Миша Ефремов обозначил своего кума Ивана «художественным фашистом». По его мнению, «акции» Охлобыстина носят культурно-гротесковый характер.
- Миша может говорить что угодно, но моего мнения не изменит. Одно дело, когда ты рассказываешь анекдот про негров, другое — когда говоришь, что всех их надо перевешать. Это глупость, помноженная на реальную черносотенную идеологию. Что самое ужасное, при этом Иван талантлив и умен. Но, чем умнее плохой человек, тем он опаснее.
- Еще один ваш друг Гарик Сукачев стоит на совсем иных позициях по Крыму, а на его концертных плакатах в Риге красуется ненавистный вам серп и молот.
- Гарик мне друг. Не самый близкий, но очень теплый. Кстати, в Крыму он не выступает, несмотря на приглашения. Возможно, Европа для него чуть ближе или из вполне крестьянских практических соображений.
Полно людей реально запуталось. Все эти 85 на 15 (процентов поддержки Путина) ничего не значат. Как политтехнолог, я знаю, что существует минимум 30% находящихся в дисбалансе, благодаря которым можно за одну ночь из 15 сделать 45, а из 85 — 55. Одна сильная эмоция — и человек на другой стороне. А там он, может быть, потому, что боится увольнения или потому что так говорят все… Это такие «слиперы», спящие до поры до времени. Сейчас их пробудили словами про фашизм и врагов — они оказались на той стороне, но если правильно аргументировать, то часть из них, по крайне мере в душе, может перейти на другую сторону. Думаю, это то, что происходит на моих концертах и страницах Facebook.
- Власти не против ваших художественных аргументов не в ее пользу?
- Мы никогда не были революционерами, флагами не махали — скорее шуты. Но концертов в России у нас сильно меньше стало. Договариваюсь с дружескими клубами на какой-нибудь дохлый вечер (типа вторника), сам продаю билеты через Facebook — приходят 100−150 пьющих и небедных людей. Если уж нас запрещать — надо было давно это сделать, лет восемь назад, а теперь будет непонятно, почему тогда было можно, а сейчас нет?
- Как все это из ваших уст грустно звучит! Между тем русским Латвии очень важно, чтобы у России, с которой мы в той или иной мере ассоциируемся, был имидж «хорошей страны».
- Придется потерпеть. Тут, в Латвии, быть русским — это как родиться в Америке черненьким мальчиком. Надо хорошо петь, как Майкл Джексон, и все забудут, какие вы. Или сделать какое-то большое добро для своей страны…