15 января в рижском киноконцертном зале Splendid Palace Художественный руководитель «Гоголь-центра» Кирилл Серебренников проведет открытую лекцию «Театр как воспоминание». Накануне своего приезда режиссер ответил на вопросы Кристины Худенко в интервью для портала Delfi.

«Спектр» публикует это интервью в сокращении. Смотрите оригинал материала на сайте Rus. Delfi. Lv.

- Первый новогодний пост на вашей странице Facebook: «Наш вкус испортили новогодние комедии». Что вы имеете против традиционной «заливной рыбы»?

- Все, что было смешно, уже не смешно. Любимые народные артисты тоже уже несмешные. Становится неудобно за некоторых. А еще — концерты эстрадных звезд, голубые огоньки… Все эти параноидальные пляски и шутки похожи на отчаянные попытки восстановить хорошее настроение с помощью тяжелых наркотиков. Это какая-то матрица, которая нас программирует жить вчерашним днем. В общем, какое-то количество вредности в этих комедиях и огоньках несомненно есть.

- А что вы смотрите на Новый год?

- Вот это г..но и смотрю.

- Но вы же всегда утверждали, что у вас нет телевизора?

- У родителей есть. В каждой комнате и на кухне. Я обычно у них Новый год встречаю. Вот и в этот раз мы по три раза посмотрели фильм покойного Эльдара Александровича про иронию судьбы и все комедии Леонида Гайдая, сдобрив это дело несвежими артистами советской эстрады. Просто ма-ма-до-ро-гая!

- Что же вы предлагаете делать?

- Я ничего вам не предлагаю! Считаю, что «виноват» мой товарищ Леонид Парфенов, который в 90-е годы придумал этот адский кошмар — невинное развлечение под названием «А не спеть ли нам старые песни о главном?!». И эти песенки свернули мозг целой стране. Люди заболели ретрофилией. По-моему, именно тогда началась вся эта патологическая тяга к совку и возвращению в СССР. Эти старые песни вдруг оказались о совсем другом главном. Вот я и думаю, что пусть сам Леня и исправляет сложившуюся ситуацию. Пусть зарядит какие-нибудь «Другие песни». Пусть придумает хоть какой-то антидот, иначе безумие зашло в слишком острую фазу. Он прекрасный придумщик, он может!

Пора выходить из этой страшной временной петли. Я больше не хочу ностальгировать — я хочу жить в 21-м веке. Хочу заниматься чудесами научно-технического прогресса, которые во всем развивающемся мире улучшает жизнь человеческую так, чтобы все чувствовали себя максимально удобно и комфортно, в ладу с природой и собственными представлениями о прекрасном.

Таск (The Internet Engineering Task Force) вон развивает Интернет во всем мире, скоро всюду будут ездить электромобили, роботы облегчат труд и будут управлять разными процессами… Будущее уже совсем рядом, а у нас тут… Иван Васильевич меняет профессию. Должна возникнуть иная история — я чувствую ее острую необходимость!

- Не хотите сами ее запустить?

- У меня есть своя теория малых дел. Не надо спасать весь мир сразу — давайте каждый будет заниматься своим участком.

- Пока вы занимаетесь своим участком, «мир накрывается медным тазом» — так вы сами заявили в одном из недавних интервью…

- Увы. Читаешь новости и отчетливо понимаешь: что-то катастрофически пошло не так. Ужасает многое. Полчища страдающих и голодных людей, бегущих от своей нищеты и ищущих лучшей участи в более-менее богатых странах. Все это отчетливо свидетельствует о том, что сегодняшнее устройство мира крайне несправедливо. Все мы понимаем, что мы пользуемся смартфонами и другими прекрасными вещицами, потому что где-то в Китае люди за свой тяжелейший труд по сборке тех же смартфонов получают несколько евро в месяц.

Наша планета трещит по швам, людей с экологическим сознанием крайне мало, а природа вот-вот не выдержит насилия над собой. Увы, это понимает лишь горстка людей в Европе и Америке. Впрочем, остальных нельзя обвинять в неправильном строении головы — им просто надо выжить и не умереть с голоду. Огромное число людей живет в экстремальных условиях, которые усугубляются изменениями климата. Люди бегут, потому что те места, где они привыкли обитать, становятся либо выжженной пустыней, либо болотом…

- Мы в Латвии столкнулись с тем, что люди бегут не только от нищеты, физической угрозы и превратностей природы. В Ригу переселилось немалое количество российских журналистов и представителей русской интеллигенции…

- И я понимаю, почему это происходит. Эти журналисты не привыкли работать в пропагандистском ключе и делать нечестную журналистику — они выбрали жизнь там, где могут оставаться в профессии.

- Как режиссер, вы сегодня востребованы не только в России. Не возникало мыслей о бегстве у вас?

- Уезжать, а тем более бежать, я никуда не собираюсь, ведь у меня в Москве есть театр, за который я отвечаю. Всерьез думать о бегстве имеет смысл лишь в том случае, если нет никакой возможности на родине честно работать по профессии. Именно честно.

Предложений в Европе и вправду много, даже не успеваю на все откликнуться. Но и в России их тоже немало. Мало — времени. Меня не сильно радует концепция, как вы говорите, «бегства», но я считаю, что нельзя судить людей за то, что они ищут для себя место, где есть возможность остаться в зоне свободного и цивилизованного мира, при этом продолжая работать в России и на пользу России. По счастью, сегодня это можно делать, сидя на Гоа или в Риге.

В России, как и в любой стране мира, все очень запутано и неоднозначно — рядом с полным идиотизмом происходят совершенно прекрасные вещи, одни люди подличают, а другие совершают героические поступки. Такая сегодня Россия. В ней кому-то более комфортно, кому-то менее.

- А вам?

- Мне комфортнее всего в российском театре «Гоголь-центр». Таких зрителей, какие есть у нас, такого ощущения собственной почти экстремальной нужности, которое есть в нашем театре, наверное, нигде нельзя почувствовать. Даже там, где тебе много платят и встают после спектакля в знак признания. Когда ты ставишь спектакль в России, после которого к тебе подходят люди и говорят «спасибо за то, что вы делаете!» — это другой уровень ответственности. Мы здесь сейчас нужнее, чем когда-либо и где-либо.

- Насколько комфортно вашему театру в России?

- Вообще не комфортно. У нас был сложный момент, возникший не столько по нашей вине, сколько по совокупности политических и экономических обстоятельств, и власть четко обозначила: сдохнете — так сдохнете, а выживете — вам повезло, мы помогать или мешать не будем, вы нам не нужны. Те полгода, которые мы не получали ни копейки государственных субсидий (ни на здание, ни на зарплаты, ни на постановки), надо было выживать. И у нас это получилось.

На Новый год я собрал более 200 человек нашей команды и объявил им, что горд и счастлив работать с ними. Нам помогли выжить зрители, которые шли на спектакли и делали аншлаги, несмотря на то, что мы были вынуждены повысить цены на билеты, некоторые места стоят аж 100 евро. Нас поддержал ответственный и независимый бизнес, который вкладывал деньги в разные проекты, несмотря на то, что некоторым звонили и угрожали. Наши друзья из театров — МХТ, Театр Наций, Современник, Галина Борисовна Волчек, Олег Павлович Табаков, Женя Миронов, лучшие люди нашего искусства — Чулпан Хаматова, Алла Демидова, Диана Вишнева, Паша Каплевич, Айдан Салахова, Андрей Бартенев и многие другие товарищи — устроили аукцион в поддержку «Гоголь-центра», собрав очень приличную сумму.

Все это дало возможность выжить и войти в новый сезон. С 2016 года нам, надеюсь, будут давать государственную субсидию на театр — на здание и минимальную зарплату, а на спектакли — нет. Ведь мы у властей считаемся неблагонадежными и либеральными. При том что в прошлом году стали единственным российским театром, который был в основных программах всех главных театральных фестивалей мира — Авиньона, Wiener Festwochen и BITEF. Причем не с одним спектаклем, а с разными. В Авиньон русский театр не звали лет двенадцать, но на родине это никоим образом нас не спасает и не влияет на отношение к нам ответственных лиц, которые говорят: нам ваши фестивали не нужны.

- На ваш взгляд, какими должны быть отношения художника и власти? Некоторые люди творчества предпочитают отгородиться от реальной жизни плотным коконом и не вылезать за его пределы.

- Художник должен ставить спектакли, выражая свою человеческую или политическую позицию через творчество. Конечно, он может публично говорить то, что думает, если считает нужным. Но попытка выбрать какой-то лагерь, стаю, примкнуть к какой-то партии — чаще всего оказывается малоубедительной.

Художник, если не хочет потерять свою природу, в чем-то должен оставаться простодушным, наивным, честным, а все эти черты крайне противопоказаны в политике. Я согласен с немецким драматургом и режиссером Хайнером Мюллером, он в одном из своих текстов, по которому я сейчас делаю спектакль, написал: «Мое же место по обе стороны линий фронта, между фронтами, над ними… Я солдат в башне танка, с пустой башкой под шлемом, я сдавленный крик под гусеницами».

Хочу донести людям через свои спектакли и высказывания какие-то важные для меня вещи, заставить их думать, чувствовать. В театре есть много возможностей это делать, наверное, потому с ним и стали бороться все эти наемники-госпропагандисты — им не нравится, что на сцене говорят честные вещи на понятном человеческом языке.

- В прошлом году вы поставили на сцене Большого театра балет «Герой нашего времени». На ваш взгляд, кто он, герой нашего времени, который нас спасет и снимет медный таз с нашего будущего?

- Несколько дней назад в Сибири (на трассе Оренбург-Орск) из-за снежного бурана образовалась гигантская пробка в десятки километров. Машин собралось так много, потому что люди поехали сразу после Нового года. Стали звонить в МЧС — там обещали спасти, но не приехали. Люди ждали помощи 15 часов, жгли обшивку большегрузов, залезали в одну кабину, кто-то замерз до смерти, у какой-то женщины был инсульт — ее спасали, у большинства кончился бензин, все погрузилось во тьму…

Это был кошмар и ад в борьбе человека со стихией в условиях полного равнодушия со стороны тех, кто должен был оказать помощь. И вот приехал молодой парень-полицейский, который снял куртку, чтобы спасти ребенка и отдал свои варежки девушке, у которой обморозились руки… Сам он с тяжелейшими обморожениями попал в больницу — ему спасают пальцы. Мне кажется, такие люди и есть герои нашей цивилизации. Люди, которые даже в нечеловеческой ситуации не теряют человеческий облик, а помогают спастись другим и вообще — живут свою жизнь не только ради себя.

- Скоро вы приезжаете в Ригу с просветительской «Открытой лекцией», почему считаете, что людей надо просвещать? Казалось бы, меньше знаешь — лучше спишь…

- А как же «ученье — свет, неученье — тьма»?! Я уверен, что необходимо развиваться всеми способами, становиться умнее, а не глупее, делая все возможное, чтобы наша антропологическая кривая не совпала с плинтусом.