До этого я был в мавзолее Ленина всего один раз, в детстве. Убей не помню, как это получилось. Наверное, мне нравилось здание из красного гранита, похожее на избушку Бабы-Яги. Внутри избушки было темно, русские витязи с автоматами бормотали: «Проходим, не стоим». У Ленина была большая голова, которая источала нежно-золотистый свет. Других подробностей я не помню. Это было летом, а осенью того же, 1993-го года, произошло удивительное событие. 6 октября в 16−00 двое военных, стоявшие в почетном карауле возле мавзолея, внезапно вошли внутрь, закрыли за собой дверь — и больше их никто не видел. По указу президента Ельцина «пост №1», существовавший с 1924 года, был ликвидирован. Отныне мавзолей превратился в обычный музейный экспонат.

И вот, через 30 лет после этого происшествия, я снова на Красной площади, зачем-то стою в очереди к мавзолею, которая, как и в прежние годы, тянется от самого Александровского сада — человек триста точно. В начале года мавзолей закрывали на профилактические работы, а теперь снова всех пускают. Зачем туда идти? Никто не знает. Зато все волнуются, потому что мавзолей работает хуже, чем паспортный стол: всего три часа в день, с 10 до 13. Я спросил у женщины-полицейского, дежурившей возле рамки металлоискателя, почему так мало? Она мило улыбнулась и ответила:

— Дедушка устает.

Но людям в очереди было не до шуток. Я видел, как они, поглядывая на часы, бегут от метро, волочат за руку спотыкающихся детей. Потом встают в хвост, уточняя: «Это куда очередь?» А услышав, что в мавзолей, не успокаиваются, а начинают нервничать еще сильнее: «Ничего себе — народу! Как бы успеть…»

— Может, не будем стоять? — робко спросила женщина у загорелого плечистого мужа. Между ними, понурив голову, стоял мальчик лет десяти. 

— Да давай постоим! — ответил муж. — Сын вот хочет на Ленина посмотреть.

— Я не хочу, — тихо сказал сын.

Мужчина потрепал его по голове. Они остались.

Как писал публицист Николай Вольский (Валентинов), бывший в 1920-е годы сотрудником «Торгово-промышленной газеты»: «У русского народа есть гораздо большее, чем у других народов, особое мистическое любопытство, какая-то тяга посмотреть вообще на труп, на покойника, на умершего, в особенности, если покойник тем или иным выделялся из общего ранга». Впрочем, мне показалось, что никто здесь не думает о покойниках. Не считая волнения по поводу графика работы мавзолея, все были расслаблены, улыбались солнечному дню и облакам над собором Василия Блаженного. Казалось, что мы стоим не к гробу, а, скажем, в бассейн. Или в парк аттракционов. Хотя вдоль очереди бегала проворная женщина с пачкой газет «Сила веры» и к каждому обращалась с загадочной формулой:

— Пожертвуйте от храма на детей.

На многих действовало. Если говорили, что наличных нет, женщина тут же выхватывала из-под широких юбок терминал — не отвертишься. 

В очереди стоит примерно 300 человек. Фото Алексей Яблоков/SpektrPress

— И он там все время лежит? А кто придумал его так похоронить? — спрашивала какая-то девочка у измученной матери, которая тревожно следила за старшим сыном: он бегал по саду, не зная, чем себя занять.

— Понятия не имею… Максим! Сойди сейчас же со склона. Ну чо ты делаешь-то, кроссовки поганишь!..

Вопрос «кто придумал?», между прочим, нетривиальный. Упомянутый выше Вольский писал, что мысль о бальзамировании впервые высказал Сталин, причем еще до смерти Ленина. А в 2017 году журнал «Родина» опубликовал интересную подборку документов из фонда РГАСПИ, посвященную похоронам Ильича. Из статьи можно узнать, что 23 января 1924 года, во время церемонии прощания, идею сохранить тело Ленина высказал один из его лечащих врачей Владимир Обух. Но главное, уже к вечеру того же дня на всех заводах начали составлять резолюции от лица рабочих с просьбой о создании склепа. Можно представить себе скорость и качество работы с населением. Вот несколько предложений от простых советских граждан: 

«В урну бережно собрать его, дорогого нашего, останки. Урне придать форму снаряда (гранаты). Этот снаряд (гранату) с этим „динамитом“ поставить в ЦК РКП… Он будет вторым после ветхозаветного Моисея вождем, у которого не будет могилы. Мой рассудок не вмещает могилы Ильича против ГУМа, против его самоваров, парфюмерий, колбас и соков» (Я.Ю. — письмо Дзержинскому)

 «При обсуждении вопроса о похоронах Ильича у нас запала гениальная мысль: не спускать его в землю, а, построив возвышенное место на Красной площади, установить его в стеклянном гробу заспиртованного так, чтобы настоящее столетие, как и мы, так и наши дети обращали бы взор на дорогого нам ИЛЬИЧА». (Рабочие завода N 30 «Красный поставщик»)

 «Необходимо тело набальзамировать и поместить в стеклянный гроб, герметически запаянный, к которому приделать воздушный насос для выкачивания время от времени воздуха из гроба. Пространство между стенками гроба и тела заполнить квасцами, или же абсолютно чистым спиртом, или смесью спирта с глицерином» (А.С. Шер — в комиссию ЦИК по организации похорон Ленина)

 «Устроить пещеру с окнами, железными ставнями и дверями, в которой поставить забальзамированное тело Ильича — в открытом гробу под стеклянной крышкой, куда устранить доступ воздуха… Открывать ставни в окнах пещеры можно будет только в необходимых торжественных случаях (напр[имер], в дни Траура и прочее)» (Рабочий фабрики Исидор Добжинский в ЦК и МК РКП (б)).

Разумеется, ЦИК пошел навстречу пожеланиям трудящихся и 25 января вынес постановление о том, что тело Ленина будет сохранено в специальном склепе у Кремлевской стены — «в целях предоставления всем желающим, которые не успели прибыть в Москву ко дню похорон, возможности проститься с любимым вождем». 

Довольно скоро я понял, что некоторые из очереди даже не представляют, куда им предстоит попасть.

— Что-то я не пойму, — говорила девушка своему молодому человеку. — Сам мавзолей-то где? Там, что ли?

Юноша пожал плечами:

— Мне кажется, да. Сбоку.

— Такое пирамидальное здание?

— Наверное. А что?

— Я думала, там сразу вход под землю… Как в метро.

— Главное, успеть. Там разберемся.

Возможно, молодым людям было бы интересно узнать, что самый первый, временный склеп (его еще никто не называл «мавзолеем») умудрились сделать всего за двое суток — на лютом морозе трудились более 100 человек. Пригласили знаменитого архитектора Щусева, который заметил: «внутри мы сделаем хорошо, но наружный вид будет вроде будки». Потом выстроили второй склеп — для долгосрочного хранения. Получилось очень красиво, что-то вроде павильона на ВДНХ. Брусья и доски изготовили из архангельской сосны, колонны и двери — из черного дуба. Гранитный мавзолей делали уже в 1930-м: объявили международный конкурс, получили 117 эскизов, но тендер, как бы мы сказали, выиграл все тот же Щусев. 60-тонный кусок лабрадора, на котором потом появилась надпись «Ленин», доставили с Украины на платформе с 16 колесами — во время Первой мировой войны на ней перевозили подводные лодки.

Караул у временного мавзолея, 1924 г. Фото wikipedia.org

И. Бродский «У мавзолея Ленина», 1924. Фото wikipedia.org

Очередь понемногу двигалась. Говорили, что пропускают группами по 35 человек. «Что толку? — переживали люди передо мной. — Мы вчера пришли, а нас не пустили: буквально пять метров оставалось, а они закрылись… Разве так можно?»

— Не хочу туда идти! — крикнул какой-то ребенок. — Надоело! 

— Устал, — пояснила мать. — С самого утра на ногах. Давай поиграем в «города»?

— Дай телефон, — стиснув зубы, приказал сын. И затих, ушел в экран.

Конечно, в «города» играть — скука смертная. Попросили бы меня развлечь мальчика, я бы ему рассказал о сложном процессе бальзамирования Ильича. Его ведь весной 1924 года уже чуть было не похоронили, как нормального человека — тело стало портиться. Но тут, к несчастью, в дело вмешался инженер-химик Збарский, который рассказал Политбюро, что в Харькове живет замечательный анатом Воробьев, у него дивно получается бальзамировать трупы. Воробьева моментально привезли в Москву по приказу Дзержинского. Несчастный упирался как мог (понимал, что с ним сделают, если что-то пойдет не так). Но Збарский его уговорил, сверху нажали — и вот, что вышло, то вышло…

«Кстати, мальчик, — продолжал бы я, — ты знаешь, что в процессе бальзамирования художник Александр Пастернак (брат поэта Бориса Пастернака) нарисовал акварелью 9 образцов цвета кожи Владимира Ильича — чтобы зафиксировать все ее оттенки. Кадры с этими, не побоюсь этого слова, эскизами, показывали в документальном фильме „Мавзолей“. У меня они есть в телефоне… Хочешь, посмотреть? Стой, куда ты?!»

Наконец мы добрались до рамок металлоискателя. Удивительно, какие дружелюбные и веселые полицейские стоят на подступах к главному кладбищу страны. Они даже не требуют выкладывать из карманов монетки, ключи и зажигалки. Улыбаются, шутят… Наверное, подумал я, за хорошую службу их премируют дежурством у мавзолея. А может, наоборот — ставят сюда самых легкомысленных. Уж лучше пускай здесь облажаются, чем где-нибудь на Тверской. 

То ли дело охранники в самом мавзолее — вот это люди серьезные. Все равны, как на подбор — капитаны ФСО. Притаились в каждом углу, ждут провокаций. Ведь чего только не видели эти гранитные стены. В 1957 году один москвич кинул в саркофаг бутыль с чернилами. Другой разбил стекло, бросив в Ильича молоток. В 1960-м приезжий киргиз прыгнул на барьер, разбил стекло ногой и повредил кожу вождя. Еще через год какая-то женщина плюнула в саркофаг и тоже разбила стекло. В 1966-м в Ленина метнули кувалду. Несколько раз пытались взорвать, причем были жертвы среди посетителей и среди караульных. Правда, в наше время злодейства сильно измельчали: в 2010-м гражданин кинул в мавзолей рулон туалетной бумаги. В 2015-м двое мужчин окропили здание святой водой с криком: «Встань и уйди!»

Здесь будет Мавзолей. Промежуток между Спасскими и Никольскими воротами и древний Алевизов ров. 1800-е годы. Фото wikipedia.org

Впрочем, глядя на людей в очереди, не верилось в злой умысел. Ленин мирно лежал под стеклянным колпаком. Стекла казались розоватыми. Девушка, которая спрашивала, как выглядит мавзолей, чуть не завизжала от восторга:

— Ой, лежит, лежит, лежит!..

— Потише ведем себя, — посоветовал фсошник в углу. Но было видно, что и он доволен.

Я видел, как смотрели на тело Ленина посетители. Юмористически прищуривались, усмехались, разводили руками. Было очевидно, что у них нет никаких эмоций по этому поводу. Когда-то трудящиеся писали Ленину письма и оставляли их возле саркофага. Жаловались на неурядицы, на работу, на скверную личную жизнь. И это неудивительно. Когда ты живешь внутри мифа, любые действия приобретают волшебный смысл. А вдруг вождь проснется? Вдруг произойдет чудо? Есть даже легенда: какие-то товарищи из Узбекистана подкинули к саркофагу письмо насчет нерадивого руководства, а его бац — и сняли. 

Жаль, конечно, что в мавзолей не запускают по одному. Теряется смысл таинства. Один мой знакомый в середине 1990-х умудрился проникнуть туда с репортерской миссией. По случаю выходных в мавзолее никого не было. Сопровождавший его комитетчик вдруг сказал: «Теперь я оставлю вас с Ним наедине». И удалился. Друг клялся, что это было одно из самых кошмарных переживаний в его жизни. И я убежден: если бы люди и сейчас оставались там один на один со всей нашей кровавой историей, они бы выходили на свет преображенными.

Путешествие под землю заняло не больше пары минут. Посетившие склеп бродили по кремлевскому некрополю, вслух читали фамилии на камнях, фотографировались с бюстом Сталина. Я вышел на площадь и снова вернулся к очереди — мне хотелось посмотреть, как будут вести себя те, к кому судьба сегодня неблагосклонна.

Бонус — фото у могилы Сталина. Фото Алексей Яблоков/SpektrPress

Ровно без двух минут час полицейский, охранявший подход к мавзолею, начал выкрикивать поверх заграждения:

— Уважаемые посетители! Мавзолей закрыт до завтра! Пожалуйста, расходитесь!

Казалось бы, все ясно. Но очередь сделала вид, что эти крики к ней не относятся. Более того, люди медленно, но настойчиво подтянулись к ограждению и облепили его со всех сторон — похожие композиции я видел на стойке регистрации рейсов «Москва —Ереван».

Начался диалог населения с властью. Население хотело попасть в мавзолей любой ценой. Оно заглядывало власти в глаза, заискивающе улыбалось, показывало какие-то документики, рассказывало, какие расстояния ему пришлось преодолеть, чтобы добраться до Красной площади, и что вот маленькая дочка будет очень-очень плакать, если ей не показать того, кто там лежит. Власть очень вежливо и даже как-то задушевно объясняла, что расписание мавзолея устанавливают другие люди, что оно опубликовано в интернете, да и вообще — мавзолей работает почти каждый день, приходите завтра, друзья!

Но друзья не хотели завтра. Они начали роптать, называли все происходящее «цирком», а полицию — «партизанами». Некоторые из упрямства двинулись вдоль сплошного ряда заграждений, как бы надеясь, что где-то впереди, возможно, обнаружится брешь, или более сговорчивый полицейский приведет их к Ленину через служебный вход.

— Плохо вы подготовились! Могли бы и подольше сегодня поработать! — укорила полицейского пожилая дама.

— Да при чем тут я? — нервно возразил тот. — Вы вообще понимаете, что такое мавзолей?

— Я-то понимаю, — многообещающе сказала дама и взяла за руку понурую дочь. — Пойдем, Ленок, мороженого покушаем.

В этой драматической сцене не участвовал только один человек — школьник лет тринадцати. Он никого не уговаривал. Услышав, что мавзолей закрыт, он коротко, но с потрясающим чувством произнес:

— Сссука. 

И пошел куда-то к Лобному месту.

Все уже разошлись, а я, как дурак, стоял на главной площади страны и думал про эту бесконечную очередь. Можно понять тех, кто ночевал тут в 1924-м году. Тех, кто ехал сюда со всех концов СССР, кидался кувалдами и оставлял жалобы. Даже тех, кто, вроде меня, тащил в этот подвал своих родителей — вроде бы уже по инерции, но все равно с какими-то смутными отголосками прошлого.

Но это тогда. А теперь люди даже не знают, как выглядит этот самый мавзолей. Не знают, зачем туда стоят. И, главное, им все равно, что они там увидят. Даже если вместо Ленина в склепе будет лежать чучело Бабы-Яги, мои добрые сограждане в общем и целом останутся довольны. Во-первых, не зря стояли в очереди. Во-вторых, бесплатно. В-третьих, это погружение во тьму, этот спуск по ступенькам — так волнительно. А еще и фотографировать нельзя! Выходят на свет, умильно щурятся, тут же звонят по телефону: «Прикинь, в мавзолее был! Да хрен его знает, зачем. Круто!»

Ну, а если откровенно, товарищи: не вся ли наша жизнь — очередь в мавзолей? Проснуться пораньше, торопиться, волноваться, встать в конец хвоста, поглядывать на часы, успеть к рамке в последний момент — уговаривать полицейского пропустить, предлагать ему деньги, намекать на свое положение и прорваться наконец через металлоискатель, уже ощущая прохладу и тень райского сада. Неторопливо, наслаждаясь успехом, шагать по песчаной дорожке, пока впереди не откроется вход в подземную пещеру. И в последнюю секунду в душе вспыхивает надежда: ведь всю жизнь стоял в очереди. Вот, достоял. Может, теперь свершится чудо? Может, в этой пещере мы станем умными, веселыми и богатыми? Может, там, внутри, квинтэссенция доброты? Мудрости? Спокойствия? Хоть какая-то расплата за эту очередь должна быть.

А вот и ступеньки вниз, вот и металлическая дверь, вот и автоматчики.

И где мы? Правильно, в темноте.

И что мы видим?

Правильно, труп.