Данный текст опубликован в журнале Time (на английском языке) и в «Новой газете» (на русском языке). «Спектр» публикует русскую версию без сокращений.
В ноябре 1989 года пала Берлинская стена, на протяжении десятилетий разделявшая не просто город, а целую страну, всю Европу. Это был год, когда история ускорила свой ход. В такие исторические моменты проверяется уровень ответственности и мудрости лидеров государств.
Назревшие в странах Центральной и Восточной Европы перемены получили мощный импульс от процесса демократизации в Советском Союзе. Требования людей приобретали все более решительный и радикальный характер.
Осенью 1989 года обстановка в ГДР стала без преувеличения взрывоопасной. Большие группы людей покидали страну, по существу шло массовое бегство в ФРГ через Венгрию и Чехословакию, которые открыли свои западные границы. В крупнейших городах люди вышли на улицы. Демонстрации были мирными, но нельзя было исключать срыва в насилие с неконтролируемыми последствиями.
В сентябре 1989 года я был в Берлине на праздновании 40-летия образования ГДР. Я почти физически ощутил недовольство людей существующим положением, когда стоял на трибуне, мимо которой шли колонны участников праздничного шествия.
Мы знали, что их заранее тщательно отбирали. Тем показательнее было их поведение. Они скандировали: «Перестройка! Горбачев, помоги!»
Последующие события подтвердили: режим ГДР утрачивал позиции. Нарастали протесты и политические требования — от свободы выезда, свободы слова, роспуска существующих органов власти до воссоединения Германии.
И поэтому падение Берлинской стены не было для нас неожиданностью. То, что оно произошло именно 9 ноября 1989 года, во многом было результатом стечения обстоятельств и настроений людей.
В этих условиях советское руководство прежде всего исключило применение силы, использование расположенных в ГДР советских войск. В то же время мы сделали все возможное, чтобы процесс развивался в мирном русле, не нарушая жизненных интересов нашей страны, не подрывая мира в Европе.
Это было крайне важно, потому что после падения стены процессы в ГДР развивались все более бурно. В повестку дня встало воссоединение Германии. И это не могло не вызвать среди наших граждан беспокойства, а у многих — тревоги.
И исторически, и психологически такое беспокойство было понятно. Мы должны были учитывать народную память о войне, о ее ужасах и жертвах. Да, немецкий народ изменился, он извлек уроки из опыта гитлеровского господства и Второй мировой войны. Но есть вещи, которые из истории не вычеркнешь. Поэтому очень важно, говорил я канцлеру ФРГ Гельмуту Колю, чтобы немцы, решая вопрос об объединении, помнили о своей ответственности и о том, что необходимо уважать не только интересы, но и чувства других народов.
Беспокойство было не только у нас. Быстрого воссоединения не хотели союзники ФРГ по НАТО — Франция, Великобритания, Италия. Я понял это из бесед с их руководителями. В каждой стране, подвергшейся в свое время агрессии, сохранились почти на генетическом уровне опасения перед лицом увеличения мощи Германии, к чему неизбежно вело объединение ГДР и ФРГ. Для этого у них были серьезные исторические и политические основания, которые они, правда, не высказывали напрямую.
Думаю, европейские члены НАТО были не прочь затормозить процесс объединения руками Горбачева. Но я понимал, что сопротивление объективно неизбежному процессу и тем более попытки применить для этого — в любой форме — военную силу могут привести к непредсказуемым последствиям, к взрыву в самом центре Европы, возобновлению холодной войны — и кто знает к чему еще! Мы все были обязаны этого избежать.
Сейчас, когда читаешь некоторые комментарии или воспоминания о том времени, может возникнуть впечатление, что процесс воссоединения прошел как по маслу, все пришло как манна небесная, что все это было чуть ли не результатом счастливых случайностей, а то и наивности некоторых участников. Но это не так.
Переговоры по формуле 2+4 (два германских государства, СССР, США, Франция и Великобритания) не могли идти гладко. Возникали острые споры, столкновения мнений, порой казалось, что дело вот-вот кончится непониманием, провалом этих переговоров.
Но оно завершилось успехом. Прежде всего потому, что участники этого сложного дипломатического процесса проявили и дальновидность, и смелость, и высокую ответственность.
И все же, когда меня спрашивают, кого я считаю главным героем того бурного времени, я всегда отвечаю — народ. Я не принижаю роль политиков, она была очень велика. Но главную роль сыграл народ, два народа.
Немцы, которые решительно и, самое главное, мирно заявили о своей воле к национальному единству. И, конечно, русские, которые проявили понимание чаяний немцев. Поверили, что сегодняшняя Германия в корне отличается от прежней, поддержали волю немецкого народа. Русские и немцы вправе гордиться тем, что после такого кровопролития сумели пойти навстречу друг другу. Без этого советское правительство не смогло бы действовать так, как оно действовало в то время.
Михаил Горбачев, первый президент СССР
При поддержке Медиасети