Спектр

Герой смутного времени. Илья Шаблинский — о том, зачем понадобилась Путину «новая идеология»

Сергей Иванов "В Смутное время" ("Лагерь Самозванца"), 1908 / Wikimedia

Недавно председатель Следственного комитета Александр Бастрыкин заявил — уже не впервые — о необходимости сформулировать государственную идеологию России и закрепить её в Конституции. По его уверениям, «просто отмахнуться, что не может быть никакой идеологии государственной, не получится».

Начальник российских следователей делает подобные заявления регулярно, в последний раз это случилось в прошлом мае. Тогда он пытался наполнить свой призыв неким содержанием и даже изрёк актуальную формулу «православие – самодержавие – народность». Таков был, надо полагать, плод многолетних интеллектуальных усилий г-на Бастрыкина на идеологическом направлении. При этом, судя по всему, его чуткие соратники всякий раз задумываются: не выполняет ли он тайное поручение верховного главнокомандующего? Мало ли!

Вот, например, на зов Бастрыкина отозвался председатель СПЧ (Совета по правам человека) при Путине Валерий Фадеев. В мае нынешнего года он, чутко улавливая запахи, витающие на вершинах власти, не уловил ничего требующего немедленной реакции и сообщил, что «внесение поправок идеологического толка в Конституцию представляется преждевременным».

Однако сейчас, к концу года, Фадеев, очевидно, решил, что Бастрыкина хорошо бы как-то поддержать: может, теперь именно это будет высшим проявлением лояльности. Надо только выбрать достойную форму. И она нашлась: как заявил Фадеев, «идеология, что создаётся в России сейчас, создаётся в первую очередь в Новороссии, в Донбассе». 

Вышел из положения.

Довольно удачно извернулся и сенатор Клишас, заявивший в ответ на зов главного следователя, что в принципе Конституция никаких идеологий не запрещает.  А конституционное положение о том, что «никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной», просто направлено на поддержание многообразия.

Тоже хорошо сказано.  При этом сенатор отметил, что Конституция не памятник и может быть изменена при наличии общественного запроса.

Кто же спорит. Конечно, не памятник.

Пресс-секретарь Путина, который был уже в курсе всех этих заявлений, высказался в том духе, что у Кремля нет позиции относительно идеи главы Следственного комитета.

Возможно, и впрямь нет. Кремлю не до того.

Есть ли смысл следить за тем, как кремлевские начальники, используя тему идеологии, соревнуются, кто громче крикнет, кто выше прыгнет?

Нужно признать — смысл есть. К сожалению, в России продолжается довольно быстрая трансформация режима в абсолютную военную диктатуру, действующую всё более агрессивно и пытающуюся контролировать всё больше сфер в жизни общества. На наших глаза запрещают театральные постановки, хватают журналистов и блогеров, держат в тюрьме режиссёров — уже не за выдуманную растрату, а за содержание сценария. Мы видим, как власть с буквой «Z» наперевес лезет в университеты и школы, в содержание учебников и в учебные программы. Министерства культуры и образования с готовностью выполняют заказы диктатора и его свиты.

Нужно это видеть и нужно это анализировать.

Никакой целостной идеологии и даже чётко сформулированных идей у нынешней власти нет. Но этого и не нужно для выстраивания диктатуры и установления полного контроля над сферами образования и культуры. Над государственными и муниципальными СМИ. (Над всем медийным пространством пока что контроля не получается — из-за таких явлений, как Telegram и Youtube).

Да, чётко сформулированных идей нет, но у Путина, по всей видимости, есть набор более или менее смутных представлений. Именно его мировоззрение и пытается воспроизводить нынешний режим (точнее, его медийный блок, включая личных спичрайтеров диктатора), стремясь подобрать нужные буквы и слова. Это ему пытается угодить Бастрыкин, угадать его потаенные мысли.  Его установки на ближайшее будущее.

Но проблема в том, что самые главные из этих установок не очень удобно декларировать прямо, формулировать и рекламировать открыто. Хотя они-то как раз очевидны.

Первое — установление абсолютной личной диктатуры, исключающей какие бы то дискуссии по основным вопросам, по которым уже успел высказаться сам диктатор.

Второе — курс на внешнюю экспансию, продолжение в той или иной форме войны за расширение территории, которой так не хватает Российской Федерации — очень небольшому, как известно, по площади государству. Это и есть суть, стержень идеи «Русского мира». Между прочим, агрессия против Украины обернулась ещё и глубокой зависимостью от Китая, который, по сути, становится реальным патроном (то есть доминирующим покровителем) нынешней Российской Федерации, заменив партнёров из Европы.  

Думаю, 70-летний Путин вполне определился с этими своими идеями.  Но как можно такие установки отлить в бронзе или воспроизвести в Конституции? Как? Их принято скрывать. Или прикрывать пропагандистскими штампами и эвфемизмами, устанавливая всё новые и новые рекорды лицемерия. У нас не диктатура, а своя, особая российская демократия. У нас не война с Украиной, а схватка с нацизмом. Не захват чужих территорий, а борьба с неоколониализмом.

Выступал тут Путин на мероприятии под названием Всемирный русский народный собор. О войне, которую Россия начала и ведёт с Украиной, он сказал, что это битва, которая "носит национально-освободительный характер» — для России. Ни больше ни меньше. Если кто помнит, подобными словами было принято обозначать войны, которые вели колонии, военизированные группировки повстанцев против своих метрополий — обычно за создание национальных независимых государств. Разве Российская Федерация — чья-то колония? Или Вооружённые силы РФ и их руководство можно уподобить Индийскому национальному конгрессу в период борьбы Индии за независимость? Или Национальной партии Индонезии в период борьбы с нидерландской метрополией?

Или, может, кто-то помнит: когда Путин в последний раз участвовал во встрече «Большой восьмерки» в 2013 году как полноправный член данного клуба, кто-то подразумевал, что Россия — чья-то колония? Или её территория захвачена другим государством?

Сказать, что это просто паранойя, будет не совсем точно.  Ведь эти абсолютно фальшивые формулировки используются для оправдания агрессии. Для прикрытия захвата чужих территорий.

Да,  отчасти Путин тут воспроизводит старые советские пропагандистские установки — слегка модернизированные. Воспроизводит то, на чём был воспитан сам. Но где тут новая идеология?   

Да, есть кое-какие небольшие новшества. Борьба с ЛГБТ, например. Или с абортами. Но ведь и тут звучат отголоски советских людоедских указов: статья «за мужеложство», сталинский запрет на аборты…    

Ещё несколько слов о правовой стороне дела. Следует помнить, что частью второй статьи 13 Конституции РФ запрет на какую бы то ни было государственную идеологию был установлен с учётом мрачного опыта 70-летнего господства коммунистической партии. Её идеологическая монополия привела в своё время к истреблению «инакомыслия» и «инакомыслящих», к замораживанию и застою общественной мысли. И просто так отменить данный запрет не получится. Согласно той же Конституции для изменения любого из положений глав 1 и 2 требуется созыв Конституционного Собрания, которое или оставляет всё как было, или принимает новую Конституцию. Совершенно новую.

Вот этого варианта я как раз не исключал бы, хоть и считаю его маловероятным. Похоже, варианты конституционного развития будут зависеть от исхода текущей войны.

И не то чтобы Путину были важны какие-то строчки в некоем Основном законе. Ему и действующий закон не мешает. Дело в другом.

Диктаторам новые конституции обычно бывают нужны по двум причинам. Первая — когда хочется как-то оформить своё успешное правление с помощью текста в красивой рамке. Придать Основному закону вид и стиль именного документа. «Путинская конституция» — хорошо звучит? Думаю, ему нравится.

Вторая причина — если требуется создать удобную юридическую основу для расправ с неугодными. Да, внятных идей нет, но достаточно и тех не очень внятных конструкций, которые наплодили за последние годы пропагандисты. Ведь есть уже ответственность за неисполнение закона «об иностранном влиянии»? Есть.  Можно добавить  ещё десяток статей  в рамках, скажем, «беспощадной борьбы с русофобией».

Теоретически можно представить себе некий текст, в котором диктатор и его карательные органы с лёгкостью находили бы потребные для расправ ссылки. Нынешняя Конституция 1993 года — даже после всех мусорных поправок путинского времени — не годится для указанных целей. Её попросту игнорируют. На неё плюют. Но она неудобна для расправ, поставленных на конвейер.   

Вспомним и о том, что именуется сейчас «выборами–2024». Ничего хорошего после начала пятого срока нынешнего диктатора я бы не ожидал.

В списке вещей, которые Путину сейчас представляются нужными, государственная идеология и новая конституция находятся даже не в первой десятке. Сейчас все первые номера этого списка занимают разные виды вооружений и живая сила.  

Но жизнь может повернуться так, что даже временное прекращение огня надо будет выдать за победу. И тогда Бастрыкин с его карательным комитетом и навязчивой идеей о новой идеологии неожиданно может оказаться потребен. Так что, может, и не зря он старается крикнуть громче всех.

И всё же история XX века показывает, что каждый раз очередной диктаторский режим, взявший курс на единую идеологию для страны, которая познала свободу, оказывался посрамлён. Чаще — после смерти диктатора. Но иногда и при его жизни.