Расскажу вам об одном любопытном казусе. О том, как государство зачем-то борется с благотворительностью. Российское государство с российской же благотворительностью. Поднимая на эту священную войну суды, спецслужбы, телеканалы и прочие свои ведомства.
Так случилось – сейчас уже не имеет значения, в связи с чем – что я 10 лет возглавляю общественное движение «Русь Сидящая». Оно довольно политизированное, незарегистрированное (ибо это необязательно для общественного движения), однако в нашем деле тюремной правозащиты довольно заметное. Название 10 лет назад придумала Ирина Ясина. Потом мы решили легализоваться и зарегистрировали Благотворительный фонд помощи осужденным и их семьям. Было бы логично назвать и фонд по имени движения – «Русь Сидящая». Но в Минюсте нам отказали в регистрации этого названия. Там все, что содержит название «Россия», регистрируется каким-то очень замысловатым образом, под эту гребенку попала и Русь. Ну и ладно.
Художник Алексей Меринов нарисовал нам всякую символику и придумал шрифты. Мы выросли и стали делать большие проекты. Мы написали концепцию тюремной реформы для Центра стратегических разработок (во ФСИН мне этого никогда не простят – ну, пока я его не возглавлю). Мы открыли филиалы в Новосибирске, Ярославле, Питере, готовимся открыться в Омске. Мы вошли в Коалицию против пыток.
Ладно, здесь не отчетный доклад. Осенью прошлого года мы обнаружили, что Минюст, не моргнув глазом, зарегистрировал Благотворительный фонд помощи осужденным и их семьям «Русь Сидящая», который возглавила некая И.А.Кривицкая. Дальше потребовалось 5 минут, чтобы убедиться: это затея Федеральной службы исполнения наказаний. Деньги на борьбу со всеми, кому не нравится ФСИН, там в этом году выделены очень приличные, идут они по строке «улучшение имиджа ФСИН». Под улучшением имиджа ФСИН подразумевается борьба с нами, с «Русью Сидящей» (благотворительным, я замечу, фондом) и с «Общественным вердиктом» - как с организацией, с подачи которой в 2018 году весь мир узнал о пытках в российских тюрьмах как об обыденном явлении.
Сама Инга Кривицкая ничего интересного из себя не представляет – сидела 16 лет в Мордовии за убийство с отягчающими, носила тогда фамилию Кварацхелия, сотрудничала с администрацией. Вышла – связалась с НОД. Два года назад они избрали своей мишенью движение «За права человека» Льва Пономарева и устраивали на конференциях фонда безобразные скандалы, когда речь заходила о пытках в российских местах лишения свободы. Конечно, случайно мимо проходила съемочная группа РЕН-ТВ.
Лев Пономарев. Фото TASS/Scanpix/LETA
Схема простая и незамысловатая, как мычание: вот сидит человек, сотрудничает с администрацией и операми, потом выходит на свободу и посвящает себя борьбе с правозащитниками и благотворителями. Вопроса о том, где такой человек получает зарплату, ни у кого не возникает.
Это как-то даже хорошо, что в российском пенитенциарном ведомстве работают люди без особых затей. Они подают на нас в суды, мы проигрываем (а как мы можем выиграть? суды во многом такое же подразделение Минюста, как и ФСИН), они радуются, и явно не догадываются о том, что будет дальше и зачем нам это все.
Они забывают, что есть Европейский суд по правам человека, куда мы, собственно, и стремимся попасть с нашими кейсами как можно скорее. Они не вчитываются в судебные мотивировки наших проигрышей – а наши юристы и адвокаты иногда только из-за этого и идут в суды, чтобы получить мотивацию. Нам часто все равно, проиграем мы или выиграем – например, нам нужно в спорах со ФСИН привлечь третью сторону. Минфин вот у нас недавно был, чтобы в судебном процессе он смог бы сделать заявление, что у него к нам претензий нет. Это называется преюдицией. Мы думаем о том, что ФСИН запросто может добиться возбуждения в отношении сотрудников «Руси Сидящей» уголовного дела, как они уже это пытались сделать, и какие-то вещи делаем заранее. Поможет, не поможет – науке неизвестно, смотря чьи еще интересы будут за этим стоять, но стелить вокруг себя соломку – это все же главное занятие успешной юридической фирмы, а мы отчасти она и есть, только работаем бесплатно.
Вот сейчас та же Кривицкая, которая, в общем, присвоила себе наше название, а заодно и авторские работы художника Меринова (что с точки зрения Уголовного кодекса посерьезней), выдавая их за символику своего фонда, подала в суд на меня и на Льва Пономарева. Речь идет об иске о защите ее чести и достоинства (чего только не бывает на свете) в связи с тем, что люди, которые говорят о пытках в российских тюрьмах (а это как раз мы с Пономаревым, и не только мы) «поливают грязью свою страну». Претензии ко мне и Пономареву выражаются в сумме 2 млн рублей.
Я ужасно веселюсь. Во-первых, интересно, как оскорбленная сторона будет доказывать, что ее честь и достоинство нарушены из-за высказываний о наличии пыток в колониях. Во-вторых, хочу посмотреть на суд, который признает, что сотрудничество с властью (то есть в тюрьме – с администрацией и с операми) есть оскорбление личности.
Вот на такую, извините за выражение, фигню уходит бюджет ФСИН. Называется – улучшение имиджа.
Но все это, в общем, для знатоков. Для широкой публики старается замдиректора ФСИН Валерий Максименко. За первую пост-новогоднюю неделю он, безусловно, стал королем тюремных реплик. Мы в «Руси Сидящей» отказались от мысли его комментировать, это невозможно. Сам по себе балаган в комментариях не нуждается, остается только цитировать.
«В глазах сотрудников ФСИН такая тоска, такая безнадега».
«На сегодняшний день ФСИН стала настолько открытой и настолько демократичной, что, на наш взгляд, общество еще к этому не готово, к этой степени открытости, не готово увидеть это, осознать и переварить».
«Никакого наследия ГУЛАГА в нашей системе сегодня нет (…). А если кто-то из наших сотрудников бьет заключенного, это не наследие ГУЛАГА, это мозгов нет у конкретного работника».
Весь этот мир мудрых мыслей выложен вот здесь.
А вообще, конечно, ведомству надо спасать своих руководителей от эмоционального и психологического выгорания. Кисловодск ждет.