«Первая причина — экономическая ситуация. Финансово-экономическая ситуация в России не улучшается и заставляет искать источники экономии и концентрироваться на внутренних проблемах, стабилизации ситуации», — перечисляет он. В этом смысле, по словам К.Эггерта, показательны связанные с Россией события последних дней.

«Во-первых, это фактическая блокировка размещения российских долговых обязательств европейскими и американскими инвестиционными банками. Во-вторых, это ночное совещание в Кремле, посвященное проблемам экономики. Меня никто не заставит поверить, что за полночь люди собирались обсудить финансирование ледокольного флота России или строительство аэропорта в Ростове-на-Дону, о чем нам сообщили через масс-медиа кремлевские источники», — утверждает собеседник DELFI.

 

По его мнению, очевидно, что на этом совещании речь шла о критической ситуации в российской экономике, о том, что дальше делать с финансами и госбюджетом.

 

«И в-третьих, на днях глава госкорпорации „Ростех“ Сергей Чемезов подтвердил, что государственный оборонный заказ будет сокращен на 10%. Последние годы, когда мы наблюдали сначала увеличение, а затем стабилизацию военного бюджета России, такого не было», — добавил он.

Причина номер два — недооценка рисков ситуации и попытка избежать эскалации. По словам, К.Эггерта, когда Россия начинала операцию в Сирии, она ставила перед собой три основных задачи.

 

«Это предотвращение смены режима, которую, с точки зрения Кремля, США осуществляли в Сирии руками своих союзников. Создание повестки дня для российско-американских отношений для новой администрации после января 2017 года. И демонстрация домашнему общественному мнению, что Россия по-прежнему сильна и без нее невозможно решить ни одну мировую проблему».

 

Однако очевидно, отмечает К.Эггерт, что риски этого экспромта не были до конца просчитаны. С началом российско-турецкого конфликта и осознания того, что радикальных и принципиальных изменений в военно-политической ситуации в Сирии добиться не удастся без увеличения военного присутствия России, все это привело к более трезвому анализу ситуации в Кремле.

 

«Я думаю, что это попытка избежать возможной, неконтролируемой эскалации, к которой могло бы привести пусть и случайное столкновение между российским контингентом и турецкими вооруженными силами», — говорил он. Еще одним важным элементом решения российского руководства о выводе войск из Сирии К.Эггерт называет желание отвлечь внимание от российско-украинского конфликта.

 

«Сегодня становится ясным, что действия России в Сирии не привели к принципиальному изменению позиции США и ЕС по Украине. Это заставляет Кремль концентрироваться на том, что для него значительно важнее. А Украина для него значительно важнее Сирии», — считает эксперт.

 

«И последнее, — продолжил он. — Вывод войск под аккомпанемент прекращения огня и разговоров об урегулировании дает возможность представить этот уход российскому общественному мнению как победу. Представится ли такой шанс в дальнейшем, мы не знаем. Сейчас это можно сделать без особого риска потерять очки в глазах российского общественного мнения. В год думских выборов рисковать, к примеру, крупными терактами против России или внезапными потерями среди российских военнослужащих в Сирии Кремль не мог себе позволить», — заключает К.Эггерт.

 

Каковы позиции России после такого шага? В этой связи собеседник отметил, что Ближний Восток, с начала первых поставок советского оружия режиму Насера в Египте оставался полем относительно безопасной геополитической игры с США для СССР, а потом и России.

 

«Пожалуй, впервые, мы видим, что Москва оставляет это поле боя таким образом, фактически признав ограниченность своих ресурсов. В каком-то смысле мы можем говорить о завершении целой эпохи советской и постсоветской политики на Ближнем Востоке», — уверен он.

 

«В этом регионе любят и уважают только силу, — полагает К.Эггерт. — Уход из Сирии в тот момент, когда далеко не ясна ни судьба прекращения огня, ни судьба Асада (для которого, судя по всему, решение Кремля было сюрпризом) не может расцениваться иначе, как признание своей слабости и отказ от прежнего уровня влияния на ситуацию». Для него очевидно, что теперь в столицах Ближнего Востока сделают вывод, что российская вовлеченность в ближневосточный кризис и российский интерес в его исходе вовсе не такие, как предполагалось изначально.

 

«Я бы сказал, что это поражение, или, по крайней мере, признание нехватки сил со стороны Кремля. Это не катастрофа, но тяжелый удар по престижу Кремля, может быть, со времен Майдана, а, может быть, и тяжелее», — считает собеседник DELFI.

 

На вопрос, как могут развиваться события далее, поскольку в Сирии все же остаются российские силы, К.Эггерт ответил: «Мы пока не знаем, как пойдет этот вывод войск. Мы не знаем, является ли это военной хитростью, которая будет прикрывать ротацию российских сил или это действительно сокращение. Это мы узнаем очень скоро. Мне кажется, что такие заявления не делаются для того, чтобы потом сказать: извините, мы тут пошутили».