Уже больше месяца на фоне продолжающейся в Украине войны российское руководство продолжает с небывалой скоростью расправляться с независимыми медиа внутри страны. За последние несколько недель в России, кажется, физически не осталось практически ни одной редакции, которая могла бы хоть сколько-то объективно освещать все происходящее сегодня внутри страны и за ее пределами. Сотни, если не тысячи, журналистов были вынуждены уехать. Сайты десятков СМИ были заблокированы Роскомнадзором или подверглись тотальной цензуре. Пока мы готовили этот материал, наш сайт также заблокировали, и теперь он доступен лишь той части российской аудитории, которая пользуется сервисами VPN. Наконец, даже «Новая Газета», издание с многолетней историей, с «охранной грамотой» в виде Нобелевской премии мира ее главного редактора Дмитрия Муратова 28 марта, было вынуждено пойти на компромиссы с военной цензурой и в результате заявило о временном прекращении своей деятельности. 

Сложно сказать, будут ли сняты ограничения, наложенные на медиа, когда так называемая «спецоперация» в Украине завершится. Но одно понятно точно — уже сегодня будущее журналистики в России выглядит как никогда туманным. 

Мы решили поговорить со студентами российских факультетов журналистики и узнать, каким они видят свое будущее и будущее профессии, название которой будет значиться в их дипломе о высшем образовании. 

Журналистка держит плакат с надписью: «Журналистика — это не преступление» во время одиночного пикета в Москве, Россия, 21 августа 2021 г. © AP Photo / Denis Kaminev / Scanpix / Lenta

- Чем ты планируешь заниматься после окончания вуза?

Настя, студентка факультета журналистики МГУ (Москва):

«Я не планирую заниматься журналистикой. В моих призрачных мечтах о будущем когда-то были благородные стремления в сторону социальной тематики, но это так и осталось на уровне „ах может быть“. Тексты писать буду, это однозначно, но работать в журналистике в традиционном ее понимании — вряд ли.»

Варя (имя изменено по просьбе героини), студентка факультета журналистики ТГУ (Томск):

«Вообще нас на факультете учат всему: фото, дизайну, телевизионной и радийной работе, редактуре, документальному кино. Хочется проявить себя понемногу во всем, но если выбирать конкретно из направлений, то, наверное, это будет социальная журналистика. Говорить о людях и для людей, рассказывать истории из их жизней, вдохновлять, помогать и наставлять.»

Таня, студентка института «Высшая школа журналистики и массовых коммуникаций» СПбГУ (Санкт-Петербург):

«Я несколько лет успела поработать по профессии: была и новостником, и корреспондентом. Из-за обостренного чувства справедливости мне близка политическая и социальная журналистика. Правда, сейчас быть связанной с политикой особенно рискованно. Очень жаль, что теперь работа ассоциируется в первую очередь со страхом, а не с интересом, любознательностью и драйвом.»

Бесследственный изолятор. «Новая газета» нашла секретную тюрьму в подконтрольном ВС РФ Херсоне — российские военные удерживают там десятки жителей города

Соня, студентка факультета журналистики, Новосибирск:

«Когда я поступала на журфак, меня очень вдохновляла социальная журналистика. Я горела мыслью, что своим словом я могу помочь и рассказать о нелегкой судьбе своего героя. Мне, кстати, кажется, что я тогда была на все сто уверена, что смогу изменить мир в лучшую сторону. Позже, когда я уже поступила, на первом курсе начались масштабные политические изменения в стране, протесты и пандемия. Тогда я стала четче понимать, что у меня должен быть какой-то запасной вариант, но он обязательно должен быть связан с работой с текстом, чтобы он хотя бы косвенно касался журналистики. По этой причине я пошла работать в SMM, и мне это нравится. Там я тоже рассказываю о чем-то важном и помогаю людям. Если говорить о будущем, я бы хотела совмещать и SMM, и социальную журналистику, и говорить о тех проблемах, о которых говорить очень больно.»

Алина, студентка образовательной программы «Журналистика» НИУ ВШЭ (Москва):

«Последние полтора месяца я работала продюсером на „Дожде"< (власти РФ внесли эту организацию в реестр иностранных СМИ, выполняющих функции иностранного агента)/a>, и я буквально жила этим. Я увидела, как информация влияет на читателя, и как важно говорить о происходящем. В свете последних событий это стало еще важнее, потому что пропаганда пытается скрыть то, что действительно происходит. Например, я видела материал, в котором описывалось, как российские военные изнасиловали женщину и убили ее мужа на глазах у ее ребенка. Это правда происходит. И говорить надо об этом, а не об утопии и «воздушных замках». Поэтому я хочу заниматься социально-политической журналистикой.

Но вообще я верю, что у меня получится совмещать разную профессиональную деятельность. Быть и социально-политическим обозревателем, и продюсером в глянце, и пиарщиком в каком-нибудь крупном коммерческом агентстве.»

Журналистка держит плакат с надписью „Мы не перестаем быть журналистами“ во время одиночного пикета солидарности с коллегами, занесенными в список „иностранных агентов“ СМИ. Москва, 21 августа 2021 г. © Natalia Kolesnikova / AFP / Scanpix / Lenta

- Сильно ли нынешняя политическая ситуация повлияла на твои профессиональные планы? Как ты теперь представляешь себе будущее своей профессии? 

Соня, студентка факультета журналистики, Новосибирск:

„Тут как сказать. Я же не новостник, и статьи на политические темы я не пишу. Но проблема в том, что я пишу в целом. Мне нравилось писать хотя бы для себя. А сейчас, если честно, мне даже страшно записывать свои мысли в заметках. Даже не просто в заметках в телефоне — страшно даже открывать личный дневник и писать от руки.

Мои страхи мало связаны с профессией, просто моя личная проблема в том, что я выражаю мысли через текст. Мне страшно, что я напишу что-нибудь, пускай даже для себя, а меня где-нибудь остановят, отберут телефон, заставят все показать… не знаю, это просто надуманный страх. 

Публиковать страшно по понятным причинам. На это могут обратить внимание, постучать в дверь и спросить, не офигела ли я писать подобные вещи. Потому что это вполне реально сейчас. Когда ты хоть как-то выражаешь свое мнение, и оно не сходится с мнением властей, тебя наказывают. Практически за любое его выражение. Даже если ты идешь по улице во время митинга, а тебе просто нужно на ту же улицу, ты будешь наказан.

Конечно, журналистике будет тяжело, но так было всегда. Я верю, что журналисты нужны людям, и, даже если нас ждет какой-то кризис, это все равно не будет концом всему, концом всей журналистики. Так быть не может.“

Таня, студентка института „Высшая школа журналистики и массовых коммуникаций“ СПбГУ (Санкт-Петербург):

„Из-за последний событий я пока не представляю, где и как искать себе место. Скорее всего в ближайшее время получится работать только внештатным автором в разных изданиях, которые еще не закрылись.

Я пока не хочу менять специальность, потому что писать для людей и о людях нужно всегда и особенно важно делать это в самые темные времена. Если мы сдадимся, будущего у журналистики точно не будет.“

Николаев. 18+ Специальный корреспондент «Новой газеты» Елена Костюченко — о том, что видела лично

- Ты планируешь оставаться в России и работать здесь журналистом?

Варя (имя изменено по просьбе героини), студентка факультета журналистики ТГУ (Томск):

„Стоит разделить, что Россия — это не только работа по специальности. Здесь остаются мои родные, друзья, поэтому в настоящий момент я не представляю себе переезда в другую страну. Однако не знаешь, чего ждать. Пока планирую работать по специальности. Наверное, сохранению этого стремления помогает какая-то внутренняя надежда, что ли. Что выйдет по итогу — посмотрим со временем.“

Таня, студентка института „Высшая школа журналистики и массовых коммуникаций“ СПбГУ (Санкт-Петербург):

„Я планирую оставаться в России, потому что недостаточно хорошо знаю иностранные языки и не знаю, чем я смогу пригодиться за рубежом. Особенно если рассматривать сферу журналистики. На русском можно придумывать кучу отсылок к произведениям культуры или историческим событиям, жонглировать словами и смыслами (обожаю языковую игру, особенно в заголовках ‚Коммерсанта‘, например). Свой язык я глубоко чувствую и люблю. Мне бы очень не хотелось терять связи с ним.

Сейчас журналистика в России переживает сильнейший кризис — независимых медиа почти не осталось, государство активно ищет врагов среди журналистов, постоянно пополняя список ‚иностранных агентов‘. Работать практически негде.

При этом меня очень воодушевляет пример петербургской ‚Бумаги‘ — Роскомнадзор их заблокировал, однако они продолжают работать.“ (Часть редакции издания „Бумага“ была вынуждена покинуть Россию. Решение продолжать работу несмотря на блокировку было также и многими другими СМИ, в том Числе и „Спектром“, — прим. „Спектра“).

- Ты не боишься, что можешь пострадать, если продолжишь заниматься журналистикой?

Алина, студентка образовательной программы „Журналистика“ НИУ ВШЭ (Москва):

„Я боюсь за семью. Моя мама работает в госкомпании, и все мои посты, митинги, могут ей во что-то вылиться. Но я не думаю, что, пока я такая ‚маленькая‘, не работаю в крупном месте и не делаю что-то масштабное, они [государство] что-то заметят. Хотя мама уверяет, что у нее всех пристально проверяют всегда.

А меня уже наказывают тем, что лишают профессии. Хуже может быть, но это тоже тяжело.“

Соня, студентка факультета журналистики, Новосибирск:

„Повторюсь, я не хочу быть новостником или репортером, не хочу писать про политику. Хотя, может быть, мне придется, да и темы в социальной журналистике могут быть связаны с этим. Не обязательно писать про политику, чтобы к тебе пришли. Страшно, что это кому-то не понравится, к тебе придут, тебя арестуют, тебе что-то подбросят, на тебя что-то ‚повесят‘, ради тебя придумают какую-то новую статью. Это да, страшно.

А с другой стороны, когда ты пишешь, ты хочешь, чтобы общественность обратила на это внимание, потому что ты пишешь про какую-то проблему, которая кажется тебе важной, и хочешь, чтобы люди узнали о ней. Так что вот такая несостыковочка выходит…“

Полиция задерживает журналистку Фариду Рустамову с плакатом с надписью „Свобода журналистике“ во время акции протеста у главного штаба ФСБ на Лубянской площади в Москве, Россия, суббота, 21 августа 2021 г. © AP Photo / Denis Kaminev / Scanpix / Lenta

- Какие сейчас настроения среди твоих однокурсников? Сильно ли на них влияет все происходящее в России?

Соня, студентка факультета журналистики, Новосибирск:

„Первую неделю был какой-то ад. Вообще не хотелось ходить в университет. Была очень угнетающая атмосфера, и она усугубляла и без того тяжелое состояние. Я не хочу сказать, что у нас все такие пессимисты, но, конечно, было страшно. 

Сейчас все более-менее пришло в норму. Все равно есть ощущение, что все застряли в какой-то неопределенности, но стало поспокойнее. На многих из нас это повлияло, потому что кто-то уже успел получить административку, у кого-то на днях суд, некоторые иностранные студенты уже уехали домой. Большинство из нас начинает потихоньку продумывать какой-то план на жизнь, но на самом деле мало кто исключает журналистику из своей жизни. 

Спасибо моему факультету, где нас поддерживают, и все всё прекрасно понимают. Нам устраивали встречи с преподавателем правоведения и с политологами. Это важно, я сейчас редко такое встречаю. Но это делает не университет, а мой факультет. И я рада, что хотя бы со стороны деканата нет жесткого давления. Конечно, они говорят быть аккуратнее, но, когда у нас ребятам давали административку, наш декан приехал к отделению полиции и стоял с нами, ожидал, пока они выйдут. Мы даже сфоткались в конце!“

Настя, студентка факультета журналистики МГУ (Москва):

„Настроения среди однокурсников разные. Многие из них пишут в независимые СМИ, кто-то потерял работу, насколько я знаю. Есть и те, кто по разным причинам поддерживает ‚спецоперацию‘ или относится к ней сдержанно-нейтрально. Но людям с разными точками зрения приходится учиться вместе и поддерживать плюрализм. Тем не менее, происходящее повлияло на большинство ребят, с кем я общаюсь. Всем сложно.“

Алина, студентка образовательной программы „Журналистика“ НИУ ВШЭ (Москва):

„Мои однокурсники потеряны, они чувствуют себя какими-то маргиналами. Самое главное — они все не понимают, зачем учатся. Вот сейчас у нас сессия, мы идем на экзамен и думаем: ну сдадим мы его, получим диплом, а дальше что? Непонятно. Но молчать сейчас точно никто не хочет.“

- Что ты думаешь про коллег, которые сейчас идут работать или остаются в государственных СМИ?

Алина, студентка образовательной программы „Журналистика“ НИУ ВШЭ (Москва):

„Некоторые люди хотят этого, у них правда такие взгляды. Мы все действуем согласно своим убеждениям, и ‚убежденных‘ я могу понять. Но есть просто продажные люди, которые хотят хорошей жизни и думают: не здесь, так там. Таких я не особо уважаю, хотя понимаю, что они есть во всех сферах, и система продолжает работать, во многом, ‚благодаря‘ таким людям.“

Варя (имя изменено по просьбе героини), студентка факультета журналистики ТГУ (Томск):

„А что я могу о них думать? У меня никогда не было желания работать в государственных СМИ. Так что чужая мотивация идти туда мне не была понятна и раньше, что уж говорить о настоящем.“