Главные ньюсмейкеры в России теперь судьи, даже президент с грибочком теряется на их фоне. Московский городской суд вернул дело «Седьмой студии» в суд первой инстанции. Месяц назад мы радовались за Кирилла Серебренникова и его коллег: Мещанский районный суд обнаружил в обвинительном заключении «существенные противоречия относительно обстоятельств преступления», и отправил дело в прокуратуру. Шутили привычно про оттепель, выражали уверенность, что дело развалилось и навсегда похоронено.
Оттепель кончилась (и достаточно просто глянуть за окно, чтобы в этом убедиться). Дело откопали. Оказалось, это дело-зомби, которое похоронить непросто. Начался такой своеобразный пинг-понг: районный суд делает подачу, городской отбивает.
Про самостоятельность российских судов (особенно если речь – о резонансных делах с явным политическим подтекстом) мы знаем достаточно, чтобы в нее не верить. Решение, как кажется очевидным, принято не судьей, и принято не просто так. За ним – своя стратегия и своя логика.
Бороться за гражданские права, требовать освобождения тех, кого отправили в тюрьму без всякой вины, — это теперь почти уже мода. И ничего страшного в слове «мода» нет, конечно, тем более, что это – хорошая мода. Главный лозунг политического сезона – «Отпускай!» — повторяют и те, кто раньше политикой вообще не интересовался. У гражданского протеста ни штабов, ни организаторов. Никто не сидит ночами над картами, не составляет планов и разнорядок по выходу на пикеты, не сочиняет методичек для составления открытых писем.
Это ведь вполне естественный порыв: попытаться спасти невиновного. Люди делают то, что должны делать, руководствуясь соображениями справедливости и самосохранения: в рамках «московского дела» приговоры клепают так, что любому становится понятно – его тоже могут посадить. За что? Неуместный вопрос. Не важно, за что. Ни за что. За выход из метро, за разговор по телефону. Был бы человек…
Собственно, в этом и суть террористического «московского дела» - никаких других целей, помимо запугивания населения, его инициаторы не преследуют.
Получается, правда, плохо. Согласно данным свежего опроса «Левада-центра», 38% россиян считают приговоры по «московскому делу» политически мотивированными и несправедливыми. Оправданными назвали решения судов только 24% опрошенных. И еще 28 о деле не слышали (а это, замечу в скобках, значит, что мы плохо работаем, коллеги).
Граждане не требуют от государства ничего особенного. Граждане просто хотят, чтобы прекратился произвол. Для этого не нужны ни штабы, ни методички.
Но у государства-то своя логика. Граждане просто живут (и пытаются хоть как-то жизнь свою обезопасить, а главная опасность для граждан исходит сейчас как раз от государства). А государство – воюет. Государство ведет планомерные боевые действия. У граждан жизнь, а у государства – война. Беда общества в том, что государство, по всей видимости, считает общество стороной конфликта. Врагом, который тоже ведет войну. И действует соответственно.
Столица, оккупированная ОМОНом – это война. Спланированная спецоперация, задача которой – ясно дать понять протестующим, что нет у них на родине никаких прав. Не получилось – что ж, продолжим. Штамповка неправосудных приговоров в судах – еще одна битва. Иски к оппозиционным политикам от ресторана «Армения» и прочих «потерпевших» - тоже сражение. И так далее.
Тут нет на самом деле пространства для переговоров, нет точки консенсуса, слишком уж по-разному смотрят на мир жители типовых квартир и обитатели Кремля. Под давлением общественности государство выпускает из тюрьмы (с условным сроком, это важный нюанс) актера Павла Устинова, не виноватого вообще ни в чем.
Как воспринимают это те, кто боролся за свободу Павла Устинова? Как праздник, как счастливое событие. В некотором смысле, удалось ведь даже государству помочь: государству помогли не совершить преступление, потому что отправить в тюрьму невиновного – это преступление и есть. И даже покарать очевидных преступников, лжесвидетельствовавших в суде, никто особенно не требует, мы ведь не людоеды. Мы ведь не на войне.
Напрасно, скорее всего, не требуем, но это разговор отдельный.
Мы не на войне, а государство – на войне. Для него апелляция по делу Устинова – проигранный бой. А условный срок – как флажок на сданной баррикаде: «Отступаем, но не сдаемся. Сражение проиграно, но победы еще впереди».
И государство действительно продолжает сражаться. В Совете Федерации рапортуют: есть доказательства иностранного вмешательства в подготовку «массовых беспорядков» в Москве! Приплетают какую-то «частную разведывательную компанию из США», которую даже и называть нельзя вслух. Возможно, они просто пока не успели придумать название. Бред, нелепость, высосанная из пальца страшилка?
Разумеется, но ведь придумали они «массовые беспорядки», рассказали по телевизору про «взрывпакеты» и «штурм мэрии», и теперь живые люди получают из-за этого реальные сроки. Придумают и «зарубежных организаторов беспорядков», и новое дело заведут – перспективы безграничные, тут уже изменой родине попахивает.
Вот Минюст уже «обнаружил» у ФБК Навального источники зарубежного финансирования в Испании и США, которые якобы передали ему ошеломляющую сумму в 140 тысяч рублей. И на этом основании Фонд борьбы с коррупцией теперь внесен в список иностранных агентов.
Война есть война, на войне любые средства хороши. Пришлось отпустить заложника – ничего, возьмем нового заложника. Кто там начал шуметь? Актеры, режиссеры, творческая, мать ее, интеллигенция? А за кого они переживают сильнее прочих? Серебренников? Что ж, вернем-ка дело Серебренникова снова в суд. Чтобы знали, смерды, как с государством биться.
Кто не понял, тот поймет, как говаривал один видный государственный деятель. И за каждую жертву, которую доесть не удалось, государство будет пытаться взять реванш.
Из этого не следует, конечно, что надо опустить руки, смириться с репрессиями и спокойно смотреть, как судят невиновных. Все ровно наоборот – они поддаются давлению, невиновные выходят, давить необходимо. Просто надо четко понимать, с кем приходится иметь дело.
И реже рассуждать про оттепель, чтобы потом не расстраиваться.
Какая оттепель?
Заморозки.