16 марта Восточный окружной военный суд в Хабаровске оштрафовал уличного художника Максима Смольникова на 300 тысяч рублей. Летом 2022 года его арестовали и завели уголовное дело по статье «Оправдание терроризма» (часть 2 статьи 205.2 УК РФ). Поводом послужили два поста «ВКонтакте» от 2018 года. Мы поговорили с Максимом сразу после судебного заседания. 

Признаки оправдания 

— Сейчас я себя чувствую так, будто меня избили. Все это очень изматывающе, и я пока не отошел, — говорит Максим «Спектру» по завершении суда. — Прокурорша запросила реальный срок — не очень было понятно, почему, учитывая, что ей особо не на чем было основываться, доказательств толком не было. 

Максим Смольников — уличный художник из Хабаровска с ником Xadad. Его работы хорошо известны в городе. Издание «Такие Дела» пишет, что в 2018 году местное СМИ показало сюжет, где Максима назвали «хабаровским Бэнкси» — это, по словам журналистки, стало поводом для шуток его друзей.

«Отчасти это действительно было так. Это было воодушевляюще — есть человек, который может делать идейное искусство и при этом в какой-то мере преуспевать. [Показателен] сам пример, что человек занимается стрит-артом и СМИ к нему относятся с теплотой», — рассказывал изданию хабаровский художник Дима/Сережа.

Максима задержали и арестовали в мае прошлого года, а в июне стало известно, что художника обвиняют по статье «Оправдание терроризма» (часть 2 статьи 205.2 УК РФ) за два поста во «ВКонтакте» от 2018 года. 

В первом посте Смольников высказывался о поступке Михаила Жлобицкого — студента-анархиста из Архангельска, который взорвал бомбу в здании регионального управления ФСБ 31 октября 2018 года. Как выяснила «Медиазона», речь шла о публикации в группе Xadad, сделанной в тот же день. Вот отрывок из поста: «Очевидно, этот отчаянный поступок был призван скорее привлечь внимание общества к творящемуся в стране произволу, нежели совершить боевое нападение. В большей степени это похоже на акт самосожжения, а не на партизанскую атаку или теракт».

Максим предполагал, что на такой поступок молодого человека толкнули государственные репрессии и пытки политических активистов и заключенных. Смольников сожалел, что Жлобицкий не нашел другой формы для протеста. 

Еще один эпизод в деле художника — перепост сообщения группы «Народная самооборона», посвященного тем же событиям. Это сообщение писал не он. 

Журналисты издания «Сибирь. Реалии» предполагают, что за Максимом начали следить еще в апреле 2019 года, когда его в первый раз вызвали в следственный комитет и допрашивали по делу о взрыве в ФСБ.

— Сотрудники посмотрели мой телефон, взяли мои данные, спрашивали, не общались ли мы с Михаилом Жлобицким, и как я отношусь к таким методам протеста, — рассказал Максим. — Видимо, это был опрос в рамках дела о самом Жлобицком. После этого общения никаких претензий со стороны органов не было.

Светлана Гордиенко, жена Максима, вспоминала, что в 2021 году, в конце февраля или начале марта, к Максиму пришли на работу и вручили повестку с требованием явиться на допрос в центр «Э», но, когда они с адвокатом пришли, их не приняли.

— Они передумали общаться с адвокатом, — уточняет Максим. — Но учитывая, что к тому времени прошло уже несколько лет [после публикаций] и никаких претензий не было, я не очень понимал, в чем причина. Оказалось, решили возбудить уголовное дело. 

В материалах дела подчеркивают, что Смольников разместил файлы, содержащие признаки оправдания терроризма, «являясь приверженцем леворадикальных взглядов и анархистских идей, испытывая враждебность и ненависть к сотрудникам правоохранительных органов РФ, которые, по его мнению, противодействуют леворадикалам и анархистам, желая привлечь внимание неопределенного круга людей к своим взглядам и идеям».

Хабаровский художник Максим Смольников / Фото из личного архива

«Не били, но жестко прижали к стене»

К Смольникову пришли рано утром 11 мая 2021 года. Было около семи утра. В квартиру вошли одиннадцать человек: два следователя, два оперативника, три омоновца, двое понятых, сотрудник ФСБ и помощник следователя. 

— Меня не били, но довольно жестко прижали к стене, — вспоминает Максим. —  Светлану откинули в коридор так, что она упала. Когда мы пытались позвонить адвокату, они выхватывали из рук телефоны.  

Потом начался обыск. Максим сказал силовикам, что сам отдаст им всю технику, чтобы в квартире не устраивали погром. После обыска его арестовали и на сутки увезли в ИВС при Центре «Э». Потом перевезли в СИЗО, где художник пробыл около четырех месяцев — до сентября 2021 года. 

— Я очень благодарен всем, кто меня поддерживал, — говорит он. — Мне в СИЗО писали много писем, скидывали пожертвования. За счет этого мы платили адвокату и оплачивали экспертизы.

За это время прошли первые экспертизы — всего их было пять, так как всякий раз страдало качество работы или специалистам не хватало квалификации. Большинство следственных действий тоже завершилось. Оставалось только ознакомить Максима с материалами дела. 

— Когда судья напрямую спросил следовательницу, что еще от меня нужно и зачем меня содержать в СИЗО, следовательница замялась и сказала, что вроде бы больше ничего не нужно. Это сыграло в нашу пользу, — объясняет Смольников.  

До этого следствие утверждало, что Максим может скрыться, так как у него нет постоянного места жительства и социальных связей. За время его нахождения в СИЗО все это удалось опровергнуть: сторона защиты представила суду доказательства, что художник живет в Хабаровске. К тому же за это время они со Светланой успели расписаться — прямо в СИЗО. 

После этого Центральный районный суд Хабаровска изменил Максиму меру пресечения с ареста на запрет определенных действий: ему было запрещено выходить из дома ночью, общаться со свидетелями, пользоваться интернетом и мобильной связью. 

Пять экспертиз

— По таким делам, связанным с экстремизмом и терроризмом, необходимо проводить комплексную экспертизу, когда два специалиста делают ее вместе: психолог — свою часть, лингвист — свою, дальше они работают вместе, объединяя свой труд, — поясняет Максим.  

В подобных уголовных делах психолого-лингвистическая экспертиза — главное доказательство. По методике, утвержденной Российским федеральным центром судебной экспертизы при Минюсте РФ, это должна быть единая комплексная экспертиза. Вопреки правилам, их оказалось две: от лингвиста и от психолога отдельно. 

— У этих экспертов даже не было разрешения на составление судебных экспертиз: не было требуемой Минюстом специализации. К тому же была целая куча различных нарушений в самом их проведении, — добавляет Максим. 

Адвокат Смольникова привлек специалистов из Москвы и Нижнего Новгорода для собственной комплексной экспертизы и рецензий на работы, сделанные по постановлению следствия. Они поставили под сомнение квалификацию экспертов, к которым обращалось следствие, указали на их ошибки и пришли к выводу, что пропаганды терроризма в тексте Смольникова нет. Приобщить эти документы к делу следователь отказалась.

Когда пришло время передавать дело из следственного комитета в прокуратуру, прокуратура вернула дело назад. Заказали новую комплексную экспертизу.  

— Ее заказали в Приморье. Она была в целом лучше, но ошибки были и там, — вспоминает Максим. — Методика  Минюста вновь не соблюдалась.

Экспертов из Приморья удалось вызвать на допрос по видеосвязи. На допросе они уверяли: по документам, которые им предоставили, выглядело так, будто текст поста и репоста писал сам Максим (напомним, он писал только один пост). К тому времени стороне защиты удалось вызвать собственных экспертов, которые писали рецензии на предыдущие экспертизы, в том числе, на эту. 

— Они приехали в Хабаровск и выступили в зале суда, рассказав, как должны проводиться экспертизы и в чем проблема тех, которые предоставляет обвинение. Они выступили так хорошо, что был наглядно виден контраст между ними и экспертами стороны обвинения, — говорит Смольников. 

В итоге суд назначил очередную — уже пятую — экспертизу некоему АНО «Контекст» из Красноярска. Даже сторона обвинения увидела в ней противоречия и ходатайствовала о вызове очередных экспертов на допрос. Сторона защиты ходатайствовала о полном признании экспертизы как недопустимого доказательства.

Почти счастливый конец

Оглашение приговора в день суда стало для Максима неожиданностью. 16 марта Восточный окружной военный суд в Хабаровске оштрафовал его на 300 тысяч рублей.

— На суде прокурорша зачитывала различные экспертизы, говоря о том, что они ее, в принципе, устраивают, несмотря на такие ключевые ошибки и проблемы, как отсутствие образования у экспертов, искажение фактов, выход за рамки компетенций эксперта и несоблюдение методики Минюста. Она запросила аж пять с половиной лет реального срока, — делится с нами Максим. 

Художник считает, что со стороны выглядело так, будто прения были не очень важны, и суд уже был готов вынести приговор. 

— По современным меркам у меня, считай, выигранное дело, учитывая все, что сейчас происходит вокруг, — рассказывает Максим. — Но эта заслуга не только моя, Светланы или моего защитника, но и многих людей, которые мне помогали — их поддержка очень вдохновляла.  

По словам художника, суд стал для него весьма травмирующим опытом: он до сих пор не вполне осознал, что произошло. Вместе с адвокатом они планируют подавать апелляцию. Кстати, друзья Максима Смольникова создали группу, где рассказывали о ходе дела. Там же есть реквизиты, по которым можно скидывать донаты в его поддержку. 

Максим Смольников и его жена Светлана / Фото из личного архива