Осенью 2023 года, неожиданно для российской власти, в стране возникло движение жён и родственников мобилизованных, которые стали требовать возращения своих мужчин. В сентябре стало ясно, что отправленных за год до этого на войну резервистов никто демобилизовать не собирается. По всей стране стали возникать инициативные группы, которые координировали свою деятельность через телеграм-каналы. Одна из них — «Путь домой». 

7 ноября жёны мобилизованных провели в Москве первую уличную акцию во время разрешённого мероприятия КПРФ. Другие попытки провести пикеты или митинги успехом не увенчались. Лишь в Новосибирске и Челябинске активисткам удалось добиться встреч с местным руководством, которому они высказали свои требования. Ещё одной формой протеста стало распространение в разных городах стикеров такого содержания: «Vерните мужа! Я Zа#балась» или «Vерните Zятя».

12 ноября в канале «Путь домой» был опубликован Манифест, где прямо сказано: родственники мобилизованных не просто требуют заменить одних солдат в окопах на других, а добиваются соблюдения своих гражданских прав. В документе говорится, что «гражданские люди не должны принимать участия в боевых действиях», в стране должны соблюдаться «Конституция и права человека, в том числе военнослужащих». 27 ноября «Путь домой» предложил всем желающим подписать ещё более радикальную петицию — против бессрочной мобилизации.

Власти ведут довольно активную работу по нейтрализации этого протеста. Где-то полиция уже обходит дома активистов, где-то местные чиновники спешно создают подконтрольные сообщества родственников мобилизованных, где-то людям предлагают дополнительные льготы в обмен на молчание. Для борьбы с главным информационным ресурсом движения — каналом «Путь домой» — организовали большое количество жалоб на него. В результате Telegram присвоил каналу статус «фейкового». Администраторы канала пытаются добиться снятия этой плашки, но пока безрезультатно.

Одна из участниц движения по имени Мария поделилась с журналом «Спектр» своей историей. Её мужа призвали 12 октября 2022 года. По образованию он медик. В зоне боевых действий оказывает помощь раненым. Мария осталась дома с двухлетней дочерью. Сейчас она администрирует один из чатов жён мобилизованных. Живёт в Москве.

— Неизбежный вопрос: как вы относитесь к тому, что в России называется «специальной военной операцией» (СВО)?

— Наблюдая за её развитием и за тем, как данное мероприятие осуществляется, поддерживать СВО очень сложно, потому что мы видим огромное количество жертв — как с той, так и с другой стороны. Я считаю, что данный конфликт нужно было решать дипломатическим путём, а не военным. И мне не нравится, что это называется «специальной военной операцией», потому что по факту это просто война. 

Вообще война на чужой территории может вестись только с помощью контрактной армии. В связи с тем, что на нашу страну никто не нападал, оснований даже для «частичной» мобилизации у нашего государства не было.

— Вы, конечно, общаетесь с мужем. Рассказывает ли он что-то о своей службе? Если да, то с какими эмоциями?

— Муж рассказывает о войне. Когда тебя не ротируют, когда ты семь дней в неделю, 24 часа в сутки видишь страдания раненых и как умирают люди, — это не придаёт энтузиазма. И положительно на эмоциональном фоне не сказывается.

— В СМИ часто пишут, что мобилизованным самим приходилось себя экипировать. Вашему мужу пришлось с этим столкнуться?

— После призыва у мужа были проблемы с обувью. Пришлось покупать хорошую. Нормального термобелья не было. Когда муж призывался, то в военкомате ему выдали от правительства Москвы, от Собянина дополнительный комплект одежды. Это была летняя форма! Люди уходили в сентябре — октябре, накануне зимы, а им вручают летнюю форму. На кой ляд?!

Я сама покупала мужу жгуты, медикаменты, тактические сумки. Пока он был на подмосковном полигоне в Алабине, я каждые выходные, как навьюченный ишак, ехала к нему со всеми этими передачами. Учитывая, что личного транспорта у нас нет, это было сомнительное удовольствие.

— Как долго ваш муж проходил подготовку перед отправкой в зону боевых действий?

— Достаточно долго. Его перебросили в зону СВО к 1 февраля 2023 года. Сперва их учили оказывать помощь раненым при эвакуации, потом — стрелковая подготовка, чего только не было… И швец, и жнец, и на дуде игрец.

— Вашему мужу давали отпуск?

— С отпуском у нас всё было нормально, но то количество дней, которое даётся бойцам на отдых, не решает никаких проблем. Некоторым ещё приходится этот отдых выбивать. Отпуск не даёт возможность людям прийти в себя. Он только усугубляет их положение. Я не понимаю, почему уже больше года нужно выезжать на одних и тех же измученных бойцах. Кому это выгодно? Отпуск — это плевок в душу каждой семье мобилизованного.

— Есть ли проблемы с полагающимися вам выплатами?

— С выплатами тоже нет проблем, но нам эти деньги сто лет не нужны. Мы хотим зарабатывать так, как зарабатывали до этого. Пусть денег будет меньше, но муж будет рядом со мной, семья будет полная, ребёнок будет воспитываться вместе с отцом. Мне нужен назад мой муж. Не надо покупать моё молчание, мою лояльность, предлагать мне льготы… Я с удовольствием ими поделюсь с любой другой семьёй, которая готова послать своего мужика на фронт ради того, чтоб он таким образом «бабки» зарабатывал. Мне такой заработок для моего мужа не нужен.

— В какой момент вы решили участвовать в кампании по возращению мужчин?

— Дело в том, что после того как моего мужа забрали, я приложила все усилия, чтобы он служил медиком, по профессии. Мне очень хотелось сделать так, чтобы он не убивал людей. Если он посчитал нужным взять повестку, то пусть пройдёт этот путь с минимальным ущербом для психики.

21 декабря 2022 года Сергей Шойгу на коллегии Министерства обороны заявил, что наша армия переводится на контракт и нужно набрать 521 000 контрактников, с учётом замены мобилизованных. Когда я это услышала, год казался чем-то ужасным. С другой стороны, «срочники» тоже год служат. Ладно, подумала, что поделаешь. Смирилась с этой мыслью. Думала, пройдёт год, и начнут менять.

Были большие надежды на сентябрь — октябрь, когда наступила годовщина «частичной мобилизации» и её окончания. Но наш президент не выступил и вообще ничего не сказал по этому поводу. В середине сентября председатель Комитета Госдумы по обороне Андрей Картаполов вообще «отжёг»: заявил, что наши мужики там «до конца», ротации им не положено. Мы и так-то её не видели, а, оказывается, её просто «не положено». Через неделю он «переобувается» и говорит, что мобилизованные всё-таки подлежат ротации, но уже поздно.

Заявление Картаполова было последней каплей. Стало понятно, что никто наших мужиков менять на контрактников не собирается. Зачем-то их набирают, но явно не для того, чтобы заменить мобилизованных. Наши мужья превратились сразу в «киборгов», Министерство обороны, оказывается, потратило огромное количество денег на то, чтобы их обучить, поэтому отпускать их не стоит.

А что вы делаете с контрактниками? Вы их не обучаете или как-то по-другому готовите? Или на какие-то другие деньги? Мне всё это непонятно. Я так полагаю, у них там большие проблемы, а почему-то расхлёбывать должны обыкновенные гражданские люди.

— Вы вместе с соратницами общались с кем-то из чиновников, депутатов или политиков в Москве?

— Господи, да к кому мы только не обращались! Во-первых, была петиция канала «Вернём ребят», которая собрала 100 000 подписей. 7000 «живых» подписей собрали через канал «Мобилизованным пора домой» и сдали их в Администрацию президента. 7 декабря пришла отписка.

Во-вторых, мы регулярно ходим в Москве на встречи с депутатами, отправляем им свои обращения. Пишем электронные письма в Министерство обороны, в Совет федерации, в Госдуму, в Администрацию президента. Писали уполномоченным по правам человека, уполномоченным по правам ребёнка… В ответ приходят просто издевательские отписки, как под копирку. Мы их можем коллекционировать — не знаю, правда, для чего.

С точки зрения этой тихой борьбы, этой бесконечной отправки писем во все инстанции, мне кажется, мы сделали больше, чем могли и чем вообще возможно.

— В чатах жён мобилизованных идёт сбор подписей под петицией от 27 ноября. В документе говорится: «Мы помним, как президент обещал, что резервистов не призовут, что задачи на СВО выполняют только профессиональные добровольцы. А потом наших любимых забрали на Украину. Обещания по факту оказались пустышкой. Многие не вернутся никогда. Мобилизация оказалась страшной ошибкой». Вы согласны с этими тезисами?

— Я считаю «частичную мобилизацию» ошибкой. Я абсолютно согласна с каждым требованием и с каждым тезисом, потому что забрали людей, которые даже не поняли, что случилось.

В сентябре прошлого года была информация о том, что призывают только тех, у кого есть боевой опыт. У моего мужа никакого боевого опыта нет. Он просто отслужил срочную службу, и всё. Я до сих пор не понимаю, что он там делает с его средним специальным образованием. Стерилизовать инструменты и ассистировать на операциях в принципе может каждый. Никакой специальной подготовки для этого не нужно.

Люди пошли служить по повесткам, потому что у них были определённые патриотические убеждения. Они думали, что помогают родине, которая их, наверное, не бросит, а она не то что бросила, она ещё и в душу наплевала, назвав 2024 год — Годом семьи. Наверное, «неполной семьи». Или они хотят специально нам показать: вы дебилы — мы вас использовали, а теперь «обнуляем».

— Пропагандисты обвиняют участниц движения в том, что они «марионетки» в руках сторонников Навального. Вы принимали участие в каких-то оппозиционных акциях до 2022 года?

— Мы не марионетки. Я никогда не принимала участия ни в каких общественных движениях или акциях. Вообще в последнее время в нашей стране складывается тезис, что женщина — это инкубатор для деторождения. Ей бы даже, по-хорошему, и образование получать запретить, пока первого ребёнка не родит. Это уничижение и сексизм по отношению к женщинам даже комментировать не хочется.

Мы заметили, что люди, которых наша проблема особенно не коснулась, стараются не вникать в неё и от нас отстраняться. Мы просто гнём свою линию, и нам абсолютно всё равно, кто что о нас думает. Людей, которые готовы для нас что-то сделать, мы хорошо знаем. Общаемся с ними не только в чате.

Обстановка вообще сложная. Как только нашему каналу привесили плашку «фейк» — мы поняли и на ус намотали. Меры для своей безопасности приняли.

— Фактически вас объявили орудием оппозиции, против которой в стране  идут репрессии. Не пугает ли это вас, не собираетесь ли вы остановиться или продолжите свою деятельность?

— Кем нас только не объявили… Если нас называют орудием оппозиции, значит, мы реально обладаем каким-то весом. Мы это так рассматриваем. Дело в том, что мы не относимся ни к какой оппозиции, не получаем денег ни от Навального, ни от Ходорковского, ни от иностранных агентов. Всё это легко доказывается.

Останавливаться я не собираюсь по той причине, что есть вещи, которые меня пугают больше, чем перспектива каких-то репрессий в отношении меня.

— У вас не было проблем с правоохранительными органами? Или у тех, с кем вы общаетесь в чатах?

— У меня никаких проблем с правоохранительными органами не возникало. К кому-то из девочек, вероятно, где полиция посвободнее, приходили с профилактическими беседами. Моё ОВД, оказывается, очень сильно загружено. Поскольку ко мне никто не заглядывал, оценить степень давления я не могу.

— Как вы оцениваете ситуацию, которая сложилась вокруг вашего мужа?

— Я сделала вывод, что в нашем государстве быть патриотом опасно для жизни.