«Помнишь, был такой Бекетов, и что с ним случилось?» — родственники напутствуют меня, когда я иду на очередной митинг или раздачу листовок в защиту Троицкого леса. Когда я был маленьким, я гулял в Троицком лесу. Сейчас я гуляю в Троицком лесу со своими детьми. Но Троицкий лес хотят порубить и застроить ради мутных строительных прожектов, больше похожих на распилы, чем на сознательные шаги по развитию города Троицка в Новой Москве. Потому приходится раздавать листовки и ходить на митинги.

Борьба с лесорубами до сих пор увязывается в общественном сознании с Химками. А что стоит с Химкинским лесом в одном ассоциативном ряду? Жесткая расправа над «правдоискателем» Михаилом Бекетовым. Сейчас, когда ты собираешься чего-то добиться, участвуя в общественной деятельности, вопрос «когда ты за это получишь по голове» возникает достаточно быстро. Подобным проблемам и посвящен доклад ОВД-Инфо о внесудебных репрессиях в России.

Политпрессинг

Проект ОВД-Инфо появился на волне «белоленточных протестов» в конце 2011 года и получил известность благодаря мониторингу задержаний на митингах. Я присоединился к этому коллективу сравнительно недавно, примерно через месяц после аннексии Крыма. Когда всяческий протест спал, а вот репрессии против инакомыслящих приобрели массовые и крайне жесткие формы. Исходя из этого, в ОВД-Инфо приняли решение мониторить не только задержания на митингах, но и политические преследования в России в целом.

В ходе рабочих дискуссий в этом проекте родился рабочий термин: «политпрессинг» — обозначающий комплекс агрессивных «защитных механизмов», которые использует государство, сталкивающееся с человеком, который пытается, что называется, «качать права». Посадить, влепить штраф, побить, затаскать по инстанциям — со множеством вариаций.

Для изучения политпрессинга необходимо разбираться в текущей политической ситуации — чтобы понять, почему трех человек в Калининграде больше года держат в СИЗО за вывешенный непонятно где флаг Германии. И в правоохранительной системе — чтобы понять реакцию начальства тамбовской колонии на жалобы эколога Евгения Витишко, или попытаться проследить прокурорскую логику в деле против Георгия Албурова.

Система принятия решений о том, против кого и какое давление будет организовано, остается неисследованной. Пресловутая «борьба с федерализацией» в августе 2014 года была настолько нелогичной, что меня удивило, когда, благодаря вскрытой «Анонимным интернационалом» смс-переписке чиновников выяснилось, что она согласовывалась непосредственно руководством Роскомнадзора с высокопоставленными чиновниками в администрации президента.

Видимо, справедливо мнение, что удивительные дела и приговоры вроде «Кировлеса» и «Ив Роше» рождаются в результате компромисса между судом, прокуратурой и следствием, покрывающими просчеты друг друга. От власти исходит наказ «посадить», а фемида исполняет, как умеет.

Пока мы не до конца представляем себе масштабы политпрессинга в России. Ежедневно занимаясь мониторингом, мы регулярно находим истории общественных активистов, сталкивающихся с произволом правоохранителей и чиновников, которые ранее не попадали в поле зрения крупных либеральных медиа.

Наличие информации также зависит от наличия независимых медиа, оппозиционных активистов в конкретном городе или регионе. Политический произвол на Кубани у всех на слуху — потому что в регионе до сих пор есть, кому о нем рассказать. А много ли мы знаем о жизни инакомыслящих в Тыве? Или, например, в подмосковном Жуковском уникально сильное местное гражданской общество, и уровень знаний о том, что происходит в этом городе — один, а, например, о также подмосковной Рузе — совершенно другой.

Либеральные активисты грамотно умеют рассказывать СМИ о преследованиях своих товарищей, левые радикалы — постепенно учатся. Русские националисты — уже значительно хуже, а о том, как давят мусульман, сведения, скорее, отрывочные.

Одним из результатов мониторинга репрессий вскоре должен стать запуск базы, в которой подобные случаи будут систематизированы. Кроме того, уже вышли доклады ОВД-Инфо о репрессиях с использованием уголовного кодекса и кодекса об административных правонарушениях.

Разделение репрессий на внесудебные, административные и уголовные — это исследовательский конструкт, введенный для удобства классификации. Он вряд ли существует в головах тех, кто репрессии осуществляет. Например, полицейские нередко забирают людей в отделение «для профилактики» — и буквально в процессе решают, отпустить ли без протокола, оформить административку или сфабриковать уголовное дело. Если за активиста берутся всерьез, против него применяют сразу и УК, и КоАП, и внесудебные методы.

Внесудебные преследования

И уголовный кодекс, и кодекс административных правонарушений регулярно ужесточают — часто как раз для удобства правоохранителей, занимающихся «политическими» делами. Но даже так они не справляются. Спрос на криминальные практики внесудебного давления остается высоким. После аннексии Крыма у провокаторов почему-то вошло в моду обливать людей зеленкой, совершалось немало открытых нападений на пикеты в защиту украинской позиции.

Объектом нападения может стать собственность активиста, ему могут поступать угрозы. Могут взломать его электронный кошелек и оставить без денег, похитить через интернет личные данные, конфиденциальную переписку.

Отдельный блок репрессивных практик, для которых не требуются судебные решения — «ведомственный политпрессинг». Активиста-иностранца могут выдворить из страны, активиста-россиянина — задержать и много часов досматривать как раз тогда, когда он направляется на акцию протеста. А одному из участников конференции ООН, посвященной проблемам малых народов, в прошлом году беззастенчиво порвали иностранный паспорт, когда он собирался выехать из России. Опека может угрожать отобрать твоих детей, многочисленные проверяющие инстанции — насылать проверки на бизнес.

«Непатриотичные» культурные мероприятия — от постановки «Тангейзера» до концертов Cannibal Corpse — отменяются сугубо «по техническим причинам» — при том, что всем-то все понятно. Когда недавно Следственный комитет устроил обыски в Lifenews, в твиттере шутили: когда же Габрельянов придет с обыском в Следственный комитет?

Федеральные СМИ — такое же орудие репрессий, как и правоохранительные органы. Самая печальная история давления с использованием СМИ — фильм «Анатомия протеста-2», вылившийся в реальные сроки лишения свободы для трех человек. Самый вопиющий случай — выпущенный летом фильм, где нанятый актер, изображавший «вора в законе», угрожал Ольге Романовой расправой.

Подобным историям посвящен доклад ОВД-Инфо о внесудебных репрессиях. Мы не решились на ведение какой-либо статистики по данному поводу, потому как, в отличие от репрессий с использованием УК и КоАП, где есть материалы дел, судебные решения, во внесудебном политпрессинге информации нередко явно не хватает.

Нужно понимать, что даже инакомыслящий способен совершить настоящее уголовное преступление, его могут отчислить из вуза именно за неуспеваемость, а не за «борьбу с режимом», у его бизнеса могут быть проблемы, не инициированные политической полицией.

Также во внесудебном политпрессинге не всегда понятно, кто является инициатором давления. Российская политическая культура — агрессивна, она предполагает, что фашист может побить антифашиста (и наоборот), «православный» напасть на гея, а «антимайдановец» на «майдауна». Если бизнесмен-застройщик много лет решал свои проблемы полукриминальными методами, точно так же он будет действовать, когда ему реально начнут мешать активисты, протестующие против вырубки парка.

Далеко не в каждой такой истории очевидна инициатива чиновников или правоохранителей. Но уже само распространение представлений о том, что общественная деятельность сопряжена с большими рисками, много говорит о нынешнем политическом климате в России.