Белый и черный юмор. Юля Варшавская о конце времен постиронии
Хочешь почувствовать себя старушкой — сходи на концерт молодого стендапера, гласит древняя мудрость. Но как известно, старый — не значит мудрый, поэтому в начале марта мы решили разнообразить отсутствие светской жизни в Риге походом на концерт комика Дани Поперечного.
И врезались в стену из возраста буквально на пороге — точнее, в очереди за напитками. Вечер был будний, поэтому мы стояли «только за водичкой», но чем больше мы ощущали себя заблудшими на подростковую вечеринку родителями, тем сильнее хотелось выпить. В итоге, через полчаса мы зашли в зал, вооружившись игристым и коктейлями. И хорошо, потому что на сцене уже горячо обсуждали, является ли вагина машиной времени или нет.
(Ох, Даня, если бы она так и правда работала, мы бы с девочками давно переместились на 300 лет вперед — в ООН говорят, как раз тогда мир достигнет гендерного равенства, а может, и прекрасная свободная Россия будущего дозреет).
Здесь должен быть дисклеймер: во-первых, я очень люблю и шучу шутки за 300, а во-вторых, я давно слежу за творчеством (какое старперское слово) Поперечного, и большая часть того, что он делал все эти годы, мне нравится.
Я даже вспомнила, что хотела года три назад поставить Даню на обложку Forbes Life как пример успешного молодого человека нового поколения, но что-то не срослось, и тогда мы взяли интервью для обложки у Ильи Прусикина из Little Big: оба теперь живут в США, потому что не могут вернуться в Россию из-за своей политической позиции, а Прусикин и вовсе иноагент. В следующем номере, кстати, у меня был на обложке Евгений Чичваркин, к которому я летала делать интервью в Лондон. Интересно, как быстро и в кабинет какого чиновника или силовика меня бы вызвали за такие выходки сегодня.
На сцене Поперечный тем временем разгонял шутки про отношения. Он не так давно женился — и автоматически стал большим экспертом в семейной жизни, но кто не был им в 28 лет. Это после 30+ вдруг понимаешь две основополагающие вещи: нельзя есть и худеть, а любви недостаточно для счастья.
Но, с другой стороны, можем ли мы судить в привычных рамках о себе или любом другом поколении, пережившем 2022 год и живущем в 2023-м? У нас у всех теперь дата рождения — февраль. Со сцены Даня шутит о том, как его тогда еще невеста предложила им поделить оплату адвоката, который должен был помочь с уголовным делом, которое очередные блюстители скреп просили завести на Поперечного. И Даня тогда понял, что девушка старается и для себя: ведь так можно и не дотянуть для свадьбы. Смешная шутка, но грустная.
За последние годы именно стендаперы в России стали новыми рок-звездами — и не только для подростков, но и для нас, детей постарше. Миллионные просмотры на YouTube, аншлаги на гастролях и строчки в списках Forbes. А все потому, как мне кажется, что только через иронию мы могли проживать то, о чем не могли говорить серьезно. А еще они были проводниками новой этики и новых ценностей, которые медленно адаптировались на неплодородной российской почве: именно комики говорили о необходимости психотерапии, о детских травмах, о равноправии женщин, о толерантности и гуманизме. И да, это все было в формате самых жестких и циничных шуток, но эти вещи произносились на понятном для «ютуберской» аудитории языке, а значит, работали на действительно широкие массы. А значит, формировались новые смыслы свободного общества — молодого и подвергающего сомнению скрепы.
Именно поэтому после 24 февраля от стендаперов как голоса поколения ожидали не иронии или шуток, а позиции. Кто-то залег на дно, кто-то выбрал молчание и комфортные гастроли по всей провинции, а Даня Поперечный свою позицию не просто высказал, но и теперь посвящает последнюю часть каждого концерта монологу о том, что с нами сейчас происходит. И несмотря на то, что до этого ты полтора часа смеялся над шутками про секс и прочие радости, в серьезности Даниных слов о происходящем в России и Украине сомневаться не приходится. И для меня в этом не было никакого диссонанса.
Но как эти вещи уживаются? Есть ли место шуткам посреди ада?
Я выросла в семье потомственно остроумных врачей, а моя бабушка, один из самых саркастичных людей в мире, была хирургом-гинекологом — и с детства рассказывала мне «увлекательные сказки» об умирающих при рождении младенцах. В моем мире всегда шутили про самое страшное, потому что это был единственный способ сохранить лицо, когда страшно или больно. И вообще пережить это страшное и больное.
Но недавно меня заставило задуматься интервью Гали Юзефович с писателем Димой Глуховским — кстати, еще один уникальный пример того, как можно быть и кумиром подростков (за фантастическую сагу «Метро» Дима навсегда останется в сердечках тинейджеров из ВКонтакте), и авторитетным колумнистом для их родителей. Он сказал, что время постправды, то есть иронического отношения к жизни, когда ни к чему нельзя относиться серьезно, после 24 февраля ушло безвозвратно. Что мы не можем больше позволить себе полутона и постиронию — только правда, только добро и зло, только четко очерченные линии между белым и черным. В мире постиронии все не так очевидно, в мире после 24 февраля очевидно все.
Потом я послушала лекцию про Нюрнберг, который сегодня часто вспоминают, и там рассказывали, что Герман Геринг так зажигательно иронизировал во время выступлений в суде, что журналисты в зале даже посмеивались. А потом им показали документальный фильм о том, как в концлагерях из заключенных делали абажуры, и всем почему-то перестало быть смешно.
И, конечно, нам очевидно, что смех Геринга и Ко — это кейс для клинических психиатров, но есть ли сегодня место смеху здорового человека?
Слушая Поперечного, я думала о том, что юмор в этом смысле так же, как и все остальное, теперь делится на черный и белый. И в том, что говорит Дима про постправду и иронию, и то, что делает Даня, рассуждая на самые страшные темы после стендапа про отношения, на самом деле, лично для меня не заключает никакого противоречия. Потому что грань между смехом и слезами теперь стала очень четкой. Как и между шуткой над болью — и шуткой, которая помогает перенести боль. Их теперь не перепутаешь.
Юмор — лишь способ проживать происходящее, это самый древний инструмент, который человек, кажется, придумал еще до палки-копалки и уж точно до копья, с которым бежал на брата из соседнего племени (ведь очевидно, что большую часть шуток про женщин придумали неандертальцы).
И как любой инструмент, важно лишь то, в каких руках он окажется. И классно, если он попадает в такие руки, как у Дани Поперечного, который хорошо понимает, где черное, а где белое.
Хотя с советами про отношения я все-таки бы повременила — хотя бы до 30.