В Риге раннее утро. Ночью прошел дождь, а теперь солнце. Приятно пахнет мокрой листвой и яблоками, потому что прямо напротив нашей двери растет яблоня. Посреди города на оживленной улице — яблоня. Мой шестилетний сын каждый раз, проходя мимо, срывает яблоко. Грызет и говорит, что это самые вкусные яблоки в мире. Я веду мальчика в детский сад. Когда мы идем в детский сад, мы разговариваем обычно о чем-нибудь многозначительном — на этот раз о войне.

-- Папа, а как долго длятся войны?

-- По разному, малыш.

-- Ну… — мимо проезжает трамвай и я не слышу окончания фразы.

Наклоняюсь и переспрашиваю:

-- Что?

-- Ну, приведи пример какой-нибудь, сколько длятся войны?

-- По-разному. Великая Отечественная война длилась четыре года. Война, которую начал Советский Союз в Афганистане, когда я был чуть старше, чем ты теперь, длилась десять лет. Давным-давно во Франции была Столетняя война, она потому так и называется, что длилась сто лет. Но бывают и короткие войны. Израиль однажды вел шестидневную  войну. А почему ты спрашиваешь?

-- Я хотел бы, чтобы войны длились два дня максимум.

-- А я хотел бы, чтобы войн вообще не было.

-- Я тоже, — малыш догрызает яблоко и с важным видом кладет огрызок в урну, кажется, мне или Тик-току удалось воспитать в малыше экологичность. — Но если уж войны все равно бывают, то я хотел бы, чтобы они длились два дня, дольше трудно терпеть.

-- Терпеть? Ты как-то чувствуешь войну? Мы же в Риге, здесь войны нет.

Иллюстрация Алиса Кананен/SpektrPress

Мальчик молчит минуту. Мы шагаем по мокрому асфальту. Мимо идут маленькая девушка и большая собака, долматинец. Девушка цокает по тротуару каблуками, собака цокает когтями. Наконец, мальчик, видимо, собравшись с мыслями, говорит:

-- Ты чувствуешь, как пахнет?

-- Как пахнет? Сыростью? Листьями? Яблоками? Бензином?

-- Пахнет как в Вялках. Я там давно не был. Мне надо туда поехать и кое-что посмотреть.

Он не говорит, что ему надо посмотреть, но я знаю. Вялки — это подмосковная деревня. Там находится дача, где выросла моя старшая дочь теперь уже совсем взрослая. Мой сын и бывал-то там всего несколько раз в гостях у старшей сестры. Совсем маленьким. Но вот ведь — запомнил запах.

И еще кое-что запомнил, важное. В один из приездов в эти самые Вялки мой сын успел посадить там у забора арбузную косточку. Он на всех загородных участках, где бывает, и где едят арбуз, сажает арбузную косточку. Каждый раз сеет невозможное, хотя я ему говорил, что арбузное дерево, тем более в наших широтах, вырастить нельзя. Но он сеет, а потом возвращается и смотрит, не выросло ли. До сих пор арбузное дерево нигде не выросло, но мой мальчик не оставляет надежды — возвращается и смотрит, помнит и ждет.

Мы переходим улицу, останавливается трамвай, мы заходим в вагон. «Nākamā pietura Bērnu pasaulē», — говорит в трамвае электрический женский голос — следующая остановка Детский мир.

-- Папа, папуль, — я наклоняюсь к сыну, потому что за стуком трамвайных колес его почти не слышно. — Мы когда-нибудь сможем туда вернуться?

-- В Россию?

-- А Вялки в России?

-- Вялки в России.

-- В Вялки, в Россию сможем вернуться?

-- Не знаю. Надеюсь.

-- Папа, папуль, — мальчик делает паузу и смотрит на меня пристально. — Что у тебя с глазами?

Иллюстрация Алиса Кананен/SpektrPress