2003-й год. 17-летний панк Юра Дудь в отделе спорта газеты «Известия» яростно спорит с кем-то по поводу вчерашнего концерта группы «Тараканы». Спустя 16 лет он снимет главный документальный фильм российской журналистики конца 2010-х. Совершит главное журналистское действие в стране, которая вновь уверенно впадает в привычное состояние вечной мерзлоты, щедро политой свежей кровью - своей и чужой.
Этот фильм тоже в каком-то смысле панковский. Потому что панк - всегда взрыв привычной, условно «нормальной» эстетики. Этот фильм - на главную тему, объясняющую сегодняшнюю Россию. Но он сделан на принципиально ином языке, иным тоном, чем до сих пор было принято говорить на эту страшную тему. И адресован принципиально иной аудитории. Это фильм о Колыме. О трассе Магадан-Якутск. О магистральной дороге сталинских репрессий. О миллионах невинно убиенных государством людей. О том, почему Россия и сейчас, спустя 66 лет после смерти Сталина, во многом живет сталинскими представлениями о добре и зле.
Как это бывает с любыми наиболее важными актами творчества (книгами, фильмами, произведениями художников, журналистскими текстами), истинный масштаб содеянного определяется не столько самим фильмом, сколько содержанием и степенью ярости реакции на него.
Спустя две недели после премьеры у документального фильма от российского видеоблогера и журналиста Юрия Дудя «Колыма - родина нашего страха» почти 12,3 миллиона просмотров. 666 тысяч лайков и 48 тысяч дизлайков (тоже немало). Хотя очевидно, что соотношение убежденных антисталинистов и сталинистов в России не такое - поклонников Сталина здесь точно не в 15 раз меньше, чем его ненавистников.
Показательно, что фильм вызвал яростную ненависть не только у российских сталинистов (они же, по логичному стечению обстоятельств, - еще и путинисты), но и у тех, кто ненавидит Сталина, отчетливо сознает последствия его преступлений в том числе и для нынешнего состояния и политического устройства России.
Квинтэссенцией критики фильма со стороны сталинистов стал текст поигравшегося в пиар-войну на Донбассе модного патриотического писателя Захара Прилепина. По мнению Прилепина, Юрий Дудь рассказывает детям о том, «почему вы ничего не должны этой мерзкой стране, где в былые времена таких же, как вы, детей сажали за съеденное мороженое». Хотя вопрос о долге стране в фильме вообще не ставится никаким боком. В нормальном мире вопрос долга стране - личное дело и личный выбор каждого человека. В ненормальном - государство называет себя «Родиной», когда готовится убивать.
Прилепин противопоставляет Дудю - ни много, ни мало - оттрубившего в сталинских лагерях и шарашке 8 лет нобелевского лауреата Александра Солженицына. Мол, в 80-е годы прошлого века (на самом деле «Архипелаг ГУЛАГ» был дописан в 1968 году, на Западе опубликован в 1975-м, но дополнялся автором до 1979-го) для развенчания сталинизма был задействован Солженицын, «глыба, мыслитель и вождь». «А нынче – галчонок ротастый отрабатывает. Сейчас и его достаточно. Эффект от него не менее мощный».
Затем Прилепин занимается классическим приемом сталинистов, советской, а сейчас и путинской, пропаганды - не имея никаких аргументов по существу, банально переводит стрелки, сознательно соскакивая с темы. Он зачем-то пишет, что после пика репрессий в СССР «пришли чудесные белолицые европейцы в огромном количестве», которые «убивали так, как не убивали никогда прежде в истории человечества». «Они убили 20 миллионов мирных людей. Не «20 миллионов от Дудя» из этого фильма, а реальные 20 миллионов».
Если Захар Прилепин под «белыми европейцами» имеет в виду Гитлера, то тогда уже придется признать, что Вторую мировую войну они со Сталиным начинали как союзники. И уж точно не «белые европейцы» создавали систему сталинских лагерей с использованием принудительного труда армии заключенных.
Захар Прилепин. Фото Sputnik/Scanpix/LETA
Не очень понятно, каким образом фильм Дудя может служить оправданием фашизма и зачем это сюда примешивать - фильм вообще о другом, о том, как своих ни за что убивало наше государство. И против этого никаких возражений ни Прилепин, ни другие критики фильма из лагеря фанатов Сталина, естественно, не находят. У них два вечных аргумента - «Сталин выиграл войну» и «Сталин оставил после себя великую державу» - не выдерживают критики. Войну выиграл советский народ, заплатив за победу до сих пор непостижимую цену. Не говоря уже о том, что присвоение той победы - теперь важнейшая часть самоидентификации путинской власти. А «великая сталинская держава» перестала существовать всего через 38 лет после смерти тирана. По историческим меркам 38 лет для государства- даже не миллисекунда.
Со стороны убежденных антисталинистов самым мощным и глубоким критическим высказыванием в адрес фильма стал пост в Фейсбуке прекрасного пианиста Андрея Гаврилова, живущего в Швейцарии. Главная суть его очень ярко и экспрессивно прописанных претензий - это «попса на крови», а сам фильм сделан по заказу путинского режима, чтобы показать, что он «не такой», как сталинский. Что, по мнению Гаврилова, является ложной посылкой.
Между тем, хотя фильм «Колыма – родина нашего страха» действительно травелог по жанру, и двое основных героев-проводников съемочной группы по Колыме кажутся взрослым людям слишком молодыми и легкомысленными, названию своему он вполне отвечает. У этого фильма просмотров больше, чем у всех роликов на русском языке в Ютьюбе про ГУЛАГ вместе взятых. Значит, с большой долей вероятности, его посмотрели как минимум сотни тысяч тех, кто вообще не представлял себе, что такое репрессии и кто такой Сталин. И эти люди видят, как дочь репрессированного латыша, выжившего в лагерях, но умершего в 1984 году, спустя 35 лет после его смерти говорит, что «Сталин - Бог». А на вопрос, почему, отвечает: «Нам так внушили».
Фото TASS/Scanpix/LETA
Это уже даже не национальный страх. Это генетически передающееся зомбирование нации при полном историческом беспамятстве и человеческом бесчувствии. Страх не в том, чтобы просто бояться говорить правду. Или бояться думать. Или бояться критически относится к любым высказываниям любого начальства. В России миллионы людей спокойно критикуют, даже порой матерят власть. Страх - в невозможности осознать степень преступлений и трагедии своих отцов и дедов. Страх - в нежелании признать, что нельзя убивать невиновных. Что конкретная человеческая жизнь важнее абстрактного величия нации и размеров территории государства. Страх - взять на себя ответственность за то, чтобы ничего подобное в нашей истории больше не повторялось.
Колыма в фильме Дудя предстает территорией красоты природы и абсолютной безнадежности уклада жизни. Так жить нельзя. Здесь жить нельзя. Это вечная мерзлота. Но мерзлота и мерзость запустения в душах миллионов россиян. Этот фильм и реакция на него дают «общий анализ крови» - становятся попыткой россиян публично проговаривать свою самую главную трагедию. В российской истории всегда лилось много крови. Власть всегда считала людей «человеческим материалом», «личным составом», теперь вот еще «электоратом». Этот фильм, вроде бы почти развлекательный, спокойный, с элементами обычной нормальной жизни, оказался способом для нации заглянуть в бездну. И увидеть там свое отражение.
Россия до сих пор с трудом выбирается из метального рва, заваленного трупами невинных людей, которых расстреляли ради выполнения плана по расстрелам по воле рябого карлика с отсохшей рукой и официальным медицинским диагнозом «паранойя». Если бы это был просто развлекательный фильм, с такой пеной у рта его не пытались бы клеймить сталинисты. Если бы это была просто «попса на крови», антисталинисты не пытались бы обвинять автора чуть ли не в пособничестве «обелению» нынешней российской власти.
Этот фильм вряд ли поменяет Россию. Нет способа поменять страну никаким журналистским высказыванием или художественным произведением. Но это редчайшая попытка говорить в сегодняшней России о главной проблеме, разрушающей страну и общество. О том, почему мы готовы забыться в потоке фейковых новостей об Украине, Венесуэле, Сирии, лишь бы не вспоминать о собственных бедах. О том, почему мы весело отмечаем победу в войне, унесшей 27 миллионов жизней наших сограждан, пишем на стикерах «можем повторить» и наряжаем в военную форму даже грудных детей.