На прошлой неделе Верховная рада Украины приняла закон о реинтеграции Донбасса. При этом в течение всего 2017 года на территории самопровозглашенных ДНР и ЛНР активно шли процессы, в результате которых все больше и больше связей между подконтрольной Киеву и неподконтрольной ему территорией Донбасса разрывалось, и воссоединение региона становилось все более сложным.
Читайте подробнее: Год «мягкой силы». Кто будет в итоге интегрировать Донбасс?
Осенью 2017 года корреспондентам «Спектра» удалось побывать по обе стороны линии соприкосновения в Донбассе и посмотреть, чем и как живут люди с каждой из сторон фронта и насколько еще актуальны перспективы реинтеграции и воссоединения.
Одно из наиболее интересных мест, где им пришлось побывать — это Водяное, дачный поселок недалеко от самого крупного города на подконтрольной Украине части Донбасса — Мариуполя.
В самом Мариуполе живут полмиллиона человек, там находятся два крупнейших на Украине металлургических комбината и главный торговый порт на Азовском море. При этом в полутора десятках километров от города проходит линия фронта, периодически идут бои. И идут они в селах, где у горожан до войны были дачи. Два села — Широкино и Водяное — находятся практически на линии фронта. И если из курортного приморского Широкина война давно изгнала всех жителей, то в дачном степном Водяном в нескольких домах, в ближнем тылу занимающей позиции всего в сотне метров за околицей роты ВСУ, продолжают жить 13 человек.
Это один из самых ярких феноменов зоны АТО в Донбассе — «люди-кусты», как их иногда называют волонтеры. Люди, которые, несмотря на любой обстрел, войну кругом, отсутствие света, газа, а иногда и питьевой воды, не бросают свои дома, в которые они словно вросли.
Они не воюют, они методично «живут жизнь» — возятся в огородах, готовят еду, ухаживают за разнообразной живностью в своих хозяйствах, а ночью пережидают стрельбу и обстрелы в подвалах или оборудованных комнатах. В рамках «соблюдения» режима прекращения огня, закрепленного в минских договоренностях, артиллерия и минометы работают здесь чаще всего ночами, когда спят наблюдатели ОБСЕ.
В жизни этих людей все надежно, крепко и надолго, никаких чемоданных настроений нет: вовремя перекапывается огород, сажается и выкапывается картошка, растет виноград, делаются запасы и заготовки на зиму, каждый день где-то пасутся козы. И то, что в гости приезжают только редкие журналисты в обязательных касках и бронежилетах, а личные автомобили приходится прятать в уцелевших гаражах разбитых соседских домов (там они при попадании снаряда не подожгут собственный дом), это просто издержки существования в ближнем тылу обороны очередной зашедшей на ротацию роты ВСУ или украинского ВМФ. Корреспонденты «Спектра» смогли побывать в селе Водяном, в гостях у местных.
Какое-то время назад село Водяное было разделено, в одной его части находились позиции снайперов ДНР и их наблюдательные пункты, но в прошлую ротацию батальона морской пехоты (морпехи отдельного 503-го батальона ушли на место постоянной дислокации в Мариуполь прошлой весной) под командованием легендарного на Украине майора Вадима Сухаревского село зачистили полностью, линию фронта вынесли на пару сотен метров в степь за село, и установился некий статус-кво, который поддерживается и поныне.
Сухаревский — тот самый офицер, который, командуя ротой 80-й бригады ВДВ под Славянском в апреле 2014 года, первым в ВСУ открыл огонь на поражение. Стрелял он из башенного пулемета своего БТР по одной из групп Стрелкова, атаковавшей в тот момент группу бойцов «Альфы» СБУ. У «Альфы» были раненые, а у Сухаревского — строгий приказ армейского начальства «не поддаваться на провокации» и ни в коем случае не открывать огонь, на тот момент конфликт еще был делом исключительно СБУ и полиции.
Нынешний быт в Водяном твердо установился именно при том батальоне морской пехоты, и тогда в селе стояла одна из рот этого батальона, командовал которой Павел Юрчук. Так что теперь всех последующих командиров жители негласно сравнивают со старшим лейтенантом Пашей. Других командиров ни в коем случае не критикуют, просто Паша был лучший.
В Водяное мы въезжаем по разбитой военной техникой проселочной дороге через поле, последние метров 50 самые ужасные для легковой машины, въезд в село — это просто сплошные бугры, о которые раз за разом с жестяным скрипом бьется защита двигателя нашего «форда». Лишним было бы рассказывать, что поездку в Водяное мы «выпрашивали» у пресс-офицера сектора полторы недели, он ее согласовывал с командованием моторизированной бригады, которая занимает позиции сейчас, а наш маршрут в секторе за неделю предварительно согласовывался в пресс-центре всей АТО в Краматорске. Кроме бюрократических согласований, важно было выгадать время одного из кратковременных в этих краях затиший.
Для жителей Водяного все проще — их всех знают в бригаде поименно вместе с их личными мопедами, «волгами» и «москвичами». Постоянных жителей в Водяном сейчас числится 13 в восьми домах.
Остальным бывшим жителям, чтобы проведать оставленные дома, приходится проходить сложную процедуру.
«Они должны иметь документы на право собственности на жилье, обратиться к «цимикам» и заявить, что хотят проведать свой дом, — рассказывал нам процедуру майор, заместитель командира бригады. — Офицер службы военно-гражданского сотрудничества выезжает на место и фотографирует дом, который хочет посетить заявитель, и уже потом на многих фотографиях разных домов в офисе в Мариуполе проводят «опознание», и, если человек действительно четко идентифицирует именно свой дом и документы в порядке, его с сопровождением везут в Водяное».
«Цимики» (CIMIC — Civil-Military Cooperation. — прим. «Спектра») — это появившаяся в ВСУ служба сотрудничества с гражданскими, выстроенная по стандартам НАТО. В Мариуполе был развернут пилотный проект службы со своим отдельным офисом. А недавно штатные офицеры гражданско-военного сотрудничества появились и в бригадах.
Но в Водяное нас сопровождает не «цимик», а пресс-офицер бригады и главный сержант роты огневой поддержки местного батальона по имени Костя, который был с нами неотлучно и молчал всю дорогу.
«Нормальная жизнь у нас»
Количество людей, проживающих в Водяном постоянно, столь же постоянно изменяется. Перед нашим приездом с утра на мопеде вместе с соседом уехал хозяин первого дома, в который мы заходим в гости, — дядя Вася. В прошлый раз он очень жаловался на взрывчатку в современных снарядах: после очередного обстрела как-то враз пожухли все листья на его винограде.
Сейчас он укатил в Мариуполь, в больницу — лечить глаза. Нас встречает его жена Людмила Николаевна, нестарая еще женщина с тревожным взглядом. Свое хозяйство она показывает с гордостью. Хозяйство не такое уж, по меркам Водяного, и большое. Два тщательно обработанных участка земли: огород, виноград, плодовые деревья, полтора десятка кур, козел, овца и пасека с пчелами. Громко и неудержимо лает дворовый пес на цепи, снуют коты. На бывшие теплицы хозяйка обреченно машет рукой. «Помидоры, капусту, рассаду делали тут. Но как война началась, теплицу перестали накрывать, все равно все осколками бьет», — поясняет она.
Раздается далекий хлопок, один, второй.
— Это прилет или отлет?
— Не знаю, это что-то на нашей территории взрывается. Вчера всю ночь автоматная перестрелка была. А прилетало по-крупному последний раз недели полторы назад. Я как раз уезжать собиралась, и «Град» прилетел! Гухкало так страшно, не передать! Никогда такого не было. Муж ходил, говорит метров восемь в диаметре воронки и метра четыре в глубину! Не скучно у нас, только успевай таблетки принимать…
Мы идем смотреть хозяйство, громко лает пес на цепи.
«Дрон, нельзя! — кричит Людмила Николаевна и поясняет: — У нас ребята военные тут дрон как раз запускали, а я собаку привезла, ну и сказала мужу: «Давай пусть будет Дрон?»
Заодно выясняем, что «барашку» зовут Рита, а козел носит гордое имя президента США — Трамп.
«Было у нас еще три барашки, порезали уже, — продолжает пояснять хозяйка. — Война начинается — режем. Электричество у нас есть пока, но, как начинается обстрел, провода бьет. Воду в колодце берем, но она техническая, не питьевая, горько-соленая. Питьевую воду водовозка привозит, и мы бутылей набираем к ее приезду побольше, но водовозки недели две уже нет. Правда, у хлопцев возле штаба ихнего бак есть с водой, мы, бывает, ходим, набираем, они делятся. И так угощают. И мы их, и они нас! Есть у нас яйца, мы их домашненькими яичками угощаем, девчонки, у кого козы, молоко им дают, то яблок, то винограда. А они мясные консервы приносят, и рис, и гречку, и сушку для компота недавно занесли…»
На заборе видна здешняя обязательная принадлежность каждого обжитого дома — гирлянды пустых пятилитровых пластиковых бутылей, дожидающихся водовозки. Дом у хозяев видимых нарушений не имеет: окна плотно закрыты железными ставнями. Это тоже примета Водяного — строгая светомаскировка ночами, беспилотники пускают обе стороны, и, если с «той стороны» обнаруживают свет, могут «на огонек» пустить мину.
Хозяйка как-то очень спокойно рассказывает историю своего поселения в Водяном. До войны это был не столько курортный (море далеко), сколько дачный поселок для обеспеченных мариупольцев. «Все свое продали, — рассказывает Людмила Николаевна. — Купили дочке квартиру трехкомнатную, сыну помогли построиться в Мариуполе, а себе здесь вот дом в Водяном купили. Внуки приезжали, тут вообще зона отдыха была, море далеко, но в центре ставок (пруд. — прим. «Спектра») у нас есть, рыбу ловили, раков было много, купались…»
«До войны у нас все подряд жили: и греки, и русские, и украинцы. В Коминтерново сельсовет общий на два села, там же и магазины все были, пешком минут 40, на велосипеде быстрее, но мы машиной ездили всегда», — продолжает она вспоминать.
«Новую машину теперь отдали сыну, чтоб он ездил, — поясняет Людмила Николаевна. — Еще первый командир, что был здесь, сказал, что эта машина в гараже под домом может наделать больше беды, чем какой-то снаряд. Сказал: «Пока я здесь, давайте поможем вывезти машину!» Ну мы и вывезли, хорошая машина была, «Лада». А для поездок в магазины в Мариуполь взяли «москвич», держим его в соседском гараже, если сгорит, то и черт с ним! Там дом у соседей разбит, а гараж целый еще. Сейчас и машина, и муж на ремонте. Очень дорогое лечение у мужа!»
Дома у соседей и правда нет, и огород густо зарос бурьяном.
«Нормальная жизнь у нас, телевизор вот смотрим, — говорит хозяйка. — Смотрим то, что лучше показывает, мы тут в низине живем, не очень берет. Мобильный у нас тоже берет на балконе возле окна, и муж, когда скотину выгуливает, знает точку, где «Киевстар» берет, детям звонит…»
— Помните, как все тут началось?
— Для Водяного все началось в августе 2014 года, мы с тех пор никуда не выезжали надолго, как началась вся эта катавасия, так и сидим тут. Хозяйство большое, приходится работать. Но сейчас что успеваем, то и делаем: то я приболею, то с мужем проблемы. Раньше было полегче, то сын, то дочка помочь приезжали.
В августе 2014 года со стороны государственной границы с Российской Федерацией при массированной поддержке танков и артиллерии началось наступление вооруженных формирований самопровозглашенных республик на Мариуполь. Первым был взят пограничный Новоазовск, наступление остановилось под Мариуполем, Водяное и Коминтерново в тот момент стали «серой зоной». В январе-феврале 2015-го силами полка «Азов» Национальной гвардии Украины и частей ВСУ было предпринято наступление от Мариуполя теперь уже в сторону Новоазовска. В ходе тех зимних боев в общих чертах и установилась нынешняя линия фронта.
— Нас в 2015 году как «накрыли» со стороны Саханки (на тот момент и сейчас территория, подконтрольная ДНР. — прим. «Спектра») на дороге из Коминтерново, мы все как шли, так и попадали! Тут тогда никого из военных и не было, а по нам, как по полигону, били и били. В селе еще кое-кто оставался тогда, больше гораздо народу жило. Коз побило сразу шесть штук, бычка убили… Я после того никуда далеко не выхожу за ворота, боюсь. Ночами в подвале ночую, а муж в доме.
— Оборудовали подвал?
— Да какое там! Раньше там гараж был, теперь я сплю, зимой и летом. Дом отапливаем, брикеты нам привозят гуманитарные организации какие-то, а подвал не топится. В пятницу эти брикеты из опилок должны нам снова завести, раньше Красный Крест их привозил, а сейчас какая-то организация еще привезет. Пенсии, все остальное в Мариуполе получаем. Поликлинику там Красный крест построил, я там даже один раз с давлением была.
— Даже мысли выехать не было?
— Во-первых, куда? Сын не достроился, он в Мариуполе тут. У дочки двое хлопцев, у всех свои семьи, свои заботы. А у нас тут живность!
«Когда надо чего, — продолжает она разъяснять свой быт, — сосед на мопеде до 13-го блокпоста подвозит, а там сын подбирает. Еще Коля-сосед на своей «Волге» ездит. Машины все известны наперечет: у Генки, у Коли и у нас, этот «москвич».
Заходим в дом. Все довольно компактно: кухня с газовой печкой под газовый баллон, карта Украины на стене и спальня дяди Васи справа, со стороны Коминтерново, восточная сторона самая опасная.
«Он для себя решил там спать и спит!» — машет рукой Людмила Николаевна.
В жилой подвал-гараж мы не просимся, не хотим смущать хозяйку.
Под «брезентиком»
До следующего жилого дома метров десять по улице, но дома уже нет. Дом был разбит еще в мае, а хозяин деловито перекапывает огород рядом с пепелищем. Валерию Дмитриевичу Иващенко 76 лет, и он не особо хорошо слышит. Не ясно почему — из-за возраста или контузии.
Для него самые тяжелые времена уже случились: 13 мая 2017 года в район его дома среди бела дня прилетела серия снарядов. Дом сгорел, гараж сгорел, свинарник и летняя кухня целы. Ну, а в огороде воронки уже закопаны.
При виде журналистов в касках и бронежилетах Валерий Иващенко на какое-то время теряет дар речи, задыхается, трудно говорить.
«Хату спалили, все спалили, как крыса, сижу в подвале! — через паузу громко выдает он. — Надо срываться, где-то искать теплое место на зиму, как птица перелетная. До кого нужно обратиться? Дышать не дают нервы!»
Обратиться деду нужно по вполне прозаичным вопросам: во-первых, ему нужна грузовая машина, в инстанциях и властях он не разбирается и требует машину у военных. Машина ему нужна для вполне понятного дела: хозяин понемногу собрал железки к двери бывшего дома, плюс в гараже у старого водителя стоит оплавленная, сгоревшая «Волга». Весь этот металлолом можно сдать за деньги и отложить их на какой-никакой ремонт.
Во-вторых, ему надо продать кабанчика! Нам он рад по этой вполне прикладной причине. «Может, пришли поросенка купить, думаю? — с надеждой смотрит он на нашего фотографа (Сергей ему кажется самым солидным в нашей компании). — Мне сын дал два-три месяца срока: «Как хочешь, куда хочешь, девай их!»
Валерий Дмитриевич даже обижается, что его приняли за бобыля: «Жена уехала в город, не один я живу! Семья у меня, как положено: сын, дочка, внуки, правнуки. Сын в Алуште, в Крыму, а дочка в Мариуполе. У меня ж было 28 свиней, я ж занимался хозяйством, между прочим! Курей развел, картошку посадил, картошка прекрасная уродилась — дождики в мае пошли!»
Сейчас у него остались куры, пес по кличке Матрос и черный подсвинок килограмм на 40 в загоне. Вот его деду и надо продать во что бы то ни стало. Про режим военного положения в селе он не задумывается, он вообще о посторонних для хозяйства вещах не думает — ему выживать надо. Са-мо-сто-я-тель-но!
«Видишь, я шнурочек протянул, крышу брезентиком накрыл, а то первый сильный дождь пошел, и по колено воды в подвале было, — показывает он нам свой новый быт: под «брезентиком» висит лампочка, освещение работает и в подвале, где уже сколочены удобные нары. — Вот мое проживание, можете и вниз спуститься. 13 мая шесть или семь снарядов сюда прилетело, хорошо, что мы с бабой живы остались. Представляешь, днем, без двадцати четыре это было, я вон там сажал картошку, упал и понял, что документы надо спасти, и успел свое все вынести. А вот у жены все сгорело, у нее в сумке было, сумка с домом сгорела, и деньги тоже в сумке были».
Теперь он посмеивается над женой: у той появился новый украинский паспорт в виде пластиковой карты, в чип которой забита вся информация, но полевые блокпосты и КПВВ не оборудованы считывающими устройствами, и главный документ в зоне АТО — бумажную справку о прописке — владельцы прогрессивных ID-карт всегда носят с собой.
«Такая красивая карточка с фото и куча бумажек к ней!» — жизнерадостно смеется Валерий Дмитриевич на пороге своего гаража.
В гараж он меня повел показать остов своей «Волги». Горело так, что расплавленный металл из двигателя залил передний мост. «Запасная резина новая здесь лежала, сын помог купить, — рассказывает о потерях старый шофер. — Машина была отличная!»
«А вы перекапываете огород под что?» — спрашиваю я и получаю исчерпывающий ответ.
«Жить как-то надо? На одну пенсию сильно не протянешь, пенсия у меня 2050 гривен (68 евро. — прим. «Спектра»). К весне землю готовлю. Весной сюда вернусь! Мне этот участок Графитовый завод дал в 1988 году, в 1990-м начал строить. С гаражом и со всем года три строил. В городе ж я не выживу, а тут хозяйство!» — очень спокойно поясняет человек, уже потерявший все в 76 лет и собирающийся твердо отстроить свое пепелище заново.
У него какое-то хозяйство и правда уже есть, военные подарили электроплитку, брезент; проводку он сам отремонтировал, домашняя консервация не пострадала; спать в подвале есть где, а если кто грамотный напишет заявку в благотворительный фонд типа католического «Каритаса» или чешского «Люди в беде», деду оплатят стройматериалы или привезут готовые.
У этих активно работающих в серой зоне благотворителей разная политика помощи — одни дают только деньги, другие — только стройматериалы. Украинское законодательство не предполагает возможностей для ремонта частных домов за счет государственного бюджета, что, кстати, радикально отличается от ситуации на территории непризнанных ДНР и ЛНР, где сплошь и рядом можно увидеть розовенькие недавно отстроенные домики «от России», которые выстраиваются пострадавшим от войны из «гуманитарных» стройматериалов с востока.
Курей у Валерия Иващенко пока 14 штук, и об их дальнейшей судьбе я прагматичного и конкретного деда не спрашиваю, за пять своих котов он не боится — они уже у военных все больше кормятся. Ему бы только кабанчика продать. Никому не надо?
Этот рефрен с жалостью к городским в разговорах со всеми жителями Водяного я слышал весь день.
«Я в городе просто не выживу!»
Дальше мы прошли через все село, мимо живописных и в разной степени разбитых домов. Прошли мимо сельского пруда, на берегу которого сейчас красуется свежая огромная воронка. «Не надо здесь задерживаться, передвигаемся быстро — простреливаемое место», — довольно нервно прореагировал на мое намерение ее сфотографировать наш провожатый Костя. Это одна из «тех самых» воронок, которые появились здесь в последние дни еще «хлебного перемирия».
Читайте подробнее в репортаже «Спектра»: «Хлебное перемирие». Чудеса прифронтовой экономики в «серой зоне» под Мариуполем
Такие же есть в Красногоровке и Авдеевке. Предположительно, из систем «Партизан» вооруженные формирования ДНР приловчились пускать немного переделанные ракеты «Града». При переделке ракете забивают несколько дюз и приделывают дополнительный груз взрывчатки в 30 кг. Таким образом, ракета летит километров на пять, не очень точно, но взрывается очень громко и сильно. Вторую такую воронку мы нашли дальше по улице, и сержант Костя в благодарность за нашу сговорчивость возле пруда даже сфотографировался на ее дне. Ракета прилетела под фундамент двухэтажного дома и полностью его оголила, глубина воронки действительно около 4 м. В доме, к счастью, никто уже не жил.
По дороге встретили военных, они в основном обсуждали судьбу Абрама — ротного пса, которому при обстреле перебило ногу. Его вывезли к лучшему хирургу Мариуполя, прооперировали и держат в хорошей ветеринарной клинике города. Пса ждут и любят. К кошкам как раз относятся прохладно. «Мы ж видим все тропы их в бинокль, — пояснил парень в камуфляже. — Они то у нас поедят, то к «сепарам» на ту сторону сходят подкормиться. И обратно возвращаются к гражданским».
Линия фронта за селом метрах в 200, до противника еще метров 500 — котам ходить и правда недалеко. Людей они сильно не различают, пахнут люди в камуфляже, мы подозреваем, примерно одинаково, и окопы сторон коты, возможно, отличают разве что по вкусу тушенки. Ну, если он отличается, конечно.
Уставшие от тяжелых бронежилетов, разговоров с жителями и впечатлений, мы дошли до дома Николая Ивановича. Жена его не вышла из дома, но передала для нас и Кости чистейшие, вымытые стаканы. Несколько трехлитровок с козьим молоком стояли во дворе на столе, семья еще делает свой сыр и продает это все на рынке в Мариуполе. К дому припаркован вполне приличный мотороллер.
«Как они там выживают в этом Мариуполе? — спрашивал меня самый близкий к фронту и самый вдумчивый собеседник за этот день, владелец 17 коз Николай Иванович. — Вы посмотрите на мой огород! А у них в городе помидоры по 15 гривен, виноград по 20 (1 евро на тот момент стоил 30 гривен. — прим. «Спектра»)».
«Если суждено погибнуть, то погибнем, но я не хочу это все бросать, — спокойно говорит Николай Иванович. — Я в городе просто не выживу! Я еще здоровый что лось, но года, 70 лет — на работу меня уже никто не возьмет. А тут у меня все под рукой, хозяйство налажено. Дом у меня, правда, разбит и разграблен в самом начале, в 2014-м, а это вот вокруг все дача дочки, тут и живем теперь».
Начинает идти дождь, в Водяном это означает, что выехать по разбитой проселочной дороге через поле можно только на бронетехнике или на джипе. Нам об этом настоятельно рекомендует задуматься сержант Костя. Ему с нами возвращаться в расположение своей роты.
Мы в своих бронежилетах уходим от спокойного Николая Ивановича, стоящего на своей земле в легкой футболке. Он нас еще и немного провожает. Стреляют тут чаще всего все же ночью.
«Тут улица Восточная есть на окраине, ее всю артиллерией снесло, — через паузу рассказывает по пути мой товарищ, фотограф Сергей Ваганов. — Так мне в фейсбук женщина из Китая написала, попросила на этой улице ее родительский дом найти. Ну я по ориентирам нашел место, сфотографировал то, что осталось от дома, отправил ей. Она и спрашивает оттуда: «Его же можно восстановить?» Я отвечаю: «Фундамент сохранился, наверное, можно». Ну она и пишет мне: «Вы там скажите кому-нибудь, чтобы за местом присмотрели!»
Сергей идет еще какое-то время по мокнущей проселочной дороге и выдает: «Ничего не понимают люди о том, что здесь происходит».