Перестройка. 30 лет туда и обратно Спектр
Четверг, 28 марта 2024
Сайт «Спектра» доступен в России через VPN

Перестройка. 30 лет туда и обратно

Фото: с сайта wikimedia.org. Processed by Andrei Sdobnikov Фото: с сайта wikimedia.org. Processed by Andrei Sdobnikov

Полжизни назад случилось то, чего никто не ждал. Молодой прогрессивный генсек, выступая на пленуме ЦК КПСС, пообещал созвать XXVII преобразовательный съезд и произнес три магических слова: «Ускорение», «Застой» и «Перестройка». 

Ускорять нам, как вскоре выяснилось, оказалось тогда нечего; лозунг прошел процедуру списания и был отправлен на партийный склад. Застой стал важным термином для внутреннего употребления; нам, проспавшим целую эпоху и проснувшимся от выстрелов Афганистана, под похоронную музыку «груза 200», была дана возможность поквитаться с прошлым. А слово «Перестройка» зажило своей отдельной жизнью; оно стало последним из советских слов, которые вошли во все мировые языки — после спутника и лунохода.


Берлинская стена 1989 год. Фото wikimedia.org

Берлинская стена 1989 год. Фото wikimedia.org


Потому что перестройка и была последним советским проектом, который мог претендовать на общечеловеческий масштаб. При этом демонстрирующим миру, что мы не злодеи какие, а хорошие, веселые ребята. И хотим вдохновлять на развитие — всех, и левых, и правых, и богатых и бедных, и белых и черных, и восточных и западных. Мы не считаем себя наследниками Сталина, всех этих чертовых творцов ГУЛАГа, шарашкиных контор, афганских авантюр и проваленных Олимпиад; мы продолжаем дело тех, кто созывал XX съезд, разоблачал культ личности, запускал прекрасного Гагарина в космос, управлял «Союзом-Аполлоном» и ощупывал железными клешнями лунный грунт. Давайте снова будем делать вместе что-нибудь прекрасное, но не в космосе, а на Земле.

Конечно, слишком быстро выяснилось, что советская экономика сгнила, что реформированию она не подлежит, что не бывает коммунизма с человеческим лицом, хотя у коммунистов и бывают человеческие лица. Обнаружилось, что под покровом официального интернационала тлеют несгорающие национализмы, а Сталин был эффективным бочкарем, и стянул СССР железным обручем восточноевропейских сателлитов, чтобы его собственная империя не рассыхалась. Но стоило только эти обручи убрать, позволить двум Германиям соединиться, а Польше избрать Солидарность, Чехии — прогнать постсоветских вождей, а одичавшей вдруг румынской «элите» не помешать без суда расстрелять Чаушеску, — как бочкотара рассыпалась в прах. И Советский Союз распался. Потому что он ничем и не был объединен, кроме внешних крепежей и внутреннего насилия.


Расстрел четы Чаушеску. Фото wikimedia.org

Расстрел четы Чаушеску. Фото wikimedia.org


Более того, эксперимент по ненасильственному выходу из коммунизма показал, что рано или поздно политик-толстовец неизбежно сталкивается с чудовищным парадоксом: чтобы осуществить свою мечту, он должен именно что проливать кровь. Если он эту кровь прольет, то конец его надеждам на торжество просвещенного гуманизма. Не прольет — образуются тромбы Карабаха, Сумгаита и Баку. И пошли в ход тбилисские саперные лопатки, а опробовав газ «Черемуха» в Тбилиси, не долго оказалось и до рижского ОМОНа и вильнюсского спецназа. А там и чекисты восстали, запустив механизм ГКЧП.


В МВД Латвии, январь 1991 года. Фото RIA Novosti/Scanpix

В МВД Латвии, январь 1991 года. Фото RIA Novosti/Scanpix


Не случайно на излете перестройки один из лучших поэтов перестроечного поколения — Тимур Кибиров — в рижской «Атмоде» опубликовал  «Послание Л. С. Рубинштейну», в котором были такие слова:

Ты читал газету «Правда»?

Что ты, Лева! Почитай!

Там такую режут правду!

Льется гласность через край!


Эх, полным-полна параша!

Нам ее не расхлебать!

Не минует эта чаша.

Не спасти Отчизну-мать.


Энтропия, ускоренье,

разложение основ,

не движенье, а гниенье, 

обнажение мослов.

Ясно, что проект перестройки «для нашей страны и для всего мира» (так, кажется, называлась последняя из книжек Горбачева, выпущенных во время нахождения у власти) был утопическим и иллюзорным. Что ошибок по пути наворотили выше крыши — тоже. Можно с горьким смехом вспоминать, как растратили время на борьбу с виноградниками, что в Крыму, что в Молдавии, что на Кубани; как в упор не понимали специфику национального вопроса, как разрушали жалкие остатки экономики, наивно верили в искренность западных партнеров и в перевоспитуемость коммунистических начальников. На месте рухнувшего СССР осталась сеть заведомо спорных границ, чреватых соблазном захвата и военной провокации; никуда не делись и политическая русофобия, и закомплексованный имперский шовинизм. Все было. Все есть. И исчезнет не скоро.


Commons:RIA_Novosti
Советские солдаты возвращаются на Родину из Афганистана, 15 октября 1986 года. Фото wikipedia.ru (Commons:RIA Novosti)


Но было также и другое, о чем нам забывать никак нельзя. Надежда на общий прорыв, мимо разоряющей войны, мимо провалов в тоталитарное прошлое, мимо ледяного прагматизма — в утопию сотрудничества, научного развития, культурного прорыва. И общемировой интерес к стране, которая берет себя за волосы и тащит из болота, в котором провела XX столетие. Интерес, подогревавшийся не государственным пиаром, а живым сочувствием и жаждой диалога. Не со стороны элит, а со стороны обычных, нормальных людей. Тех самых миллионов, которых Шиллер и примкнувший к нему Бетховен призывали обняться в радости общей мечты.

За любую эйфорию нам приходится платить похмельем, за любой порыв за пределы наличной реальности — прыжками с крутого трамплина, травмами, увечьями и ранами. Но отказ от всемирной надежды тоже имеет свой ценник. Если расценки за утопию скорей похожи на последнюю страничку меню провинциального ресторана, где прописаны штрафы за бой посуды и разгром зеркал, то скучный скептицизм с циничной подкладкой предусматривает плату ни за что. В самом прямом смысле — ни за что. Отрекаясь от перемен, отвергая возможность преобразований, соглашаясь с местечковым пребыванием на обочине истории с ядерным оружием и плоскими идеями, подогревая в себе подростковую обидчивость, агрессию и в то же время полную зависимость от старших, — мы расплачиваемся за это своим будущим. И уже, пока отчасти, настоящим.


Михаил Горбачев. Фото AFP/Scanpix

Михаил Горбачев. Фото AFP/Scanpix


У нашего начальства любимый лейтмотив — Горбачев один из главных предателей в истории страны, потому что струсил, не заставил сохранить империю, позволил встать рабам по стойке вольно, не врубил огнеметы на полную мощность. До поры до времени психологическую травму перестройки, пережитую в глубокой молодости, начальники пытались компенсировать иначе — олимпийский Сочи стал последней в череде попыток предъявить себя миру в качестве хороших, правильных парней, которых просто неправильно поняли. Но поперек олимпийских торжеств было принято решение действовать совсем иначе. И многое из того, что происходит здесь и сейчас, в 2014 и 2015 годах, есть самая прямая и неприкрытая реставрация, попытка восстановить очертания прошлого, каким оно было до прихода ГКЧП. Но к чему эта попытка ведет? К реальному восстановлению величия, или к окончательному превращению страны в региональную державу, у которой нет ни сил, ни драйва, ни амбиций быть настоящим игроком на сцене мира? К символическому возвращению в день 17 марта 1991 года, когда (как верят многие) народ на референдуме дал политические полномочия на сохранение СССР любой ценой, — или к реальному провалу в тот застой, из которого перестройка была призвана державу вывести?


Commons:RIA_NovostiСемья Боршагиных, рабочих ткацкой фабрики имени Свердлова, во время отдыха дома вечером у телевизора.1970 г. Фото wikipedia.ru (Commons:RIA Novosti)


Впрочем, как нам объяснили еще перед выборами 2012 года, застой — это не так уж и плохо. Сыто, спокойно, никто не беспокоит. И Брежнев тоже был царь не настолько ужасный, как его малюют. Поэтому не нужно пугать брежневизмом: 16 с половиной лет на посту генерального — вполне приемлемый период. Оно бы и ничего, но в действительности этот покой сродни трясине с блуждающими огнями. Именно из позднесоветского болота рождается трагедия Афганистана, которую все чаще объясняют жизненной необходимостью, потребностью остановить распространение наркотиков. Именно из позднесоветского болота происходит морок атакующего национализма. Именно из позднесоветского болота является весь набор опасных мифов о войне как живительном источнике духовности. И самое существенное. Любой застой завершается перестройкой. С ускорением из никуда и ни во что. Безбашенным вылетом пробки из старой закупоренной бутылки. Мечтаете о Брежневе — готовьтесь к Горбачеву.

Так что тот, кто перестройки не хочет, кто ее боится, кто считает ее неприемлемой, тот просто-напросто обязан враждовать с застоем. А если хочет, пусть потом не жалуется. Потому что вас, что называется, предупреждали.